Ещё немного о кошках. Валентина Карпушина-Артегова

Отрывок из дилогии "Медведица"

«Я хочу, чтобы моё существование перестало быть жалким, а стало достойным, - подумала я, - А для этого я должна хорошо зарабатывать».
После очередного отпуска я уволилась, и устроилась в стоматологическую поликлинику, находившуюся от моего дома в десяти минутах ходьбы. В ней, кроме государственной зарплаты, выплачивалось дополнительное жалование. Оно перечислялась из страховой компании на счёт поликлиники и было гораздо больше основных заработков. Вот это обстоятельство меня и прельстило.
Получив первую зарплату, я сначала ощутила лёгкое головокружение от той суммы, которая оказалась у меня в руках. Положив в сумочку, ставший симпатично пухленьким кошелёк, я помчалась в универсам. Влетев с тележкой в торговый зал, я принялась отрываться возле полок по полной программе. Я нагружала и нагружала металлическую тележку продуктами, не в состоянии остановиться. Теряя слюну, я бросала в неё всё подряд: розовую, «со слезой», аппетитно пахнущую чесночком, колбасу, толстеньких молочно-белых цыплят, пачки творожной массы с изюмом и, насыщенные витаминами, фрукты. Пребывая в каком-то первобытном экстазе, я даже и не заметила, как основательно потратилась. Но, к моему крайнему изумлению, денег, после оплаты продуктов, у меня осталось ещё очень много. И не только на дальнейшее проживание, а даже на новый маникюрный набор и на косметику, очень хорошую и страшно дорогую, о которой я раньше даже и не смела мечтать.
Примчавшись, домой, после удачного шопинга, я загрузила полупустой холодильник под завязку. Удовлетворённо обозрев переполненные полки я с гордостью подумала: « На всё, что лежит здесь, я заработала сама. И, отныне, я ни от кого больше не буду зависеть материально».
Это открытие изумило меня. Слегка ошарашенная, я двинулась к плите и принялась стряпать. Мне очень хотелось порадовать сына вкусным обедом к его приходу из колледжа Но перед тем, как приступить к кулинарному священнодействию, я отсыпала своей, вечно голодной кошке специального корма в мисочку, который купила для неё. Урча от наслаждения, она стала жадно поглощать кошачий деликатес. Иногда, отрываясь от угощения, она с благодарностью кидалась мне в ноги, и с разбега тюкалась в них головой. Я только радостно смеялась, глядя на то, как осчастливила её. Ведь то удовольствие, которое она сейчас испытывала, было наивысшей наградой для меня.
Надо сказать, что Катя была настолько уникальным существом, что я её в качестве кошки не воспринимала. Я давно считала её ровней себе. Мне она казалась маленькой непослушной девчонкой с добрым и ласковым характером, очень хорошо понимающей мою речь без всяких там «кис-кис». Ведь стоило мне позвать её: «Иди сюда». Она тут же появлялась рядом со своим дежурным «мяу».
Ох, как академик Павлов был неправ, доказывая, что у подопытной собаки нет второй сигнальной системы, только лишь потому, что при слове «мясо», у неё не срабатывает рефлекс слюнотечения! Глядя на Катю, мне до сих пор кажется странным, почему учёный не понимал одной простой вещи: псина, над которой он ставил свои антигуманные эксперименты, просто не знала человеческой речи. До живодёрских опытов над ней, она была бездомной дворнягой и не в состоянии была понять значение слова «мясо». С таким же успехом академик мог обвинить любого иностранца, не знающего русского языка в отсутствии у него второй сигнальной системы. Ведь он тоже не понял бы учёного, сколько бы тот не кричал ему в ухо слово «мясо». И слюна у него, однозначно, не потекла бы, даже если бы до этого он не ел три дня.
Пообщавшись с Катей, я теперь не сомневалась в том, что у животных есть вторая сигнальная система. Кошка прекрасно понимала меня. Мало того! Она разговаривала сама. Да была такой болтушкой! Только речь её состояла, в основном из гласных звуков, потому что к согласным её речевой аппарат был не приспособлен.
Например, однажды, поставив на плите вариться щи, я шутливо сказала, отиравшейся на кухне возле моих ног, Кате:
-Катерина, присмотри за супом.
Потом я ушла в комнату и увлеклась интересной передачей по телевизору, начисто забыв, про готовящийся обед. Через некоторое время Катя стала беспокоиться и приставать ко мне, показывая всем своим видом, что мне нужно идти на кухню.
-Отстань! Здесь так интересно! - недоумённо посмотрев на неё, строго сказала я.
Но кошка не отстала. Громко мяукая, она продолжала звать меня за собой. В конце концов, я уступила и пошла за ней. Когда я вошла на кухню, то увидела, кипящий суп, на плите. Охнув, я выключила конфорку, а хозяйственную Катю наградила куском рыбы.
В другой раз она что-то долго просила у меня. Но я никак не могла понять, что. Тогда кошка, видя мою бестолковость, подошла к своей мисочке для воды и постучала по её дну лапкой, глядя снизу вверх на меня жёлтыми глазами на пол кошачьего лица.
-Ты хочешь пить? - догадалась я и налила ей воды.
«Это Я не понимаю её, а не ОНА меня», - поразилась я, глядя, как кошка жадно лакает воду.
Внешне Катя очень походила на египетскую богиню Бастет. Иногда мне казалось, что прямо с неё лепили древний образ божественной кошки. Она была так разумна, что почти не доставляла мне хлопот.
Надо сказать, что после смерти Сергея Катя всё время ждала его, сидя под дверью в привычный час, когда он обычно возвращался домой с работы. Нетерпеливо посматривая на филенку, она периодически оглядывалась на меня, словно спрашивая, где он, не в силах понять, куда Сергей исчез так надолго. Она скучала по нему. Ведь он любил её, и она всегда отвечала ему взаимностью. Видя, как Катя каждый вечер его напрасно ждёт, я, чтобы прекратить её бесполезные ожидания, грустно сказала ей однажды:
- Он больше не придёт, Катя. Не жди его.
Кошка после этого больше никогда не садилась вечерами под дверь. Она меня поняла.