Заметки на полях

Живя свободно, коты наши с определенного момента начинали ночевать на воле, быстро соображая, как пробраться в открытую форточку, спрыгнув прямо на пуховую подушку на родительской кровати; хорошо, если все это заканчивалось вмятиной на подушке, но бывала и четкая цепочка черноземных следов на белоснежной наволочке. Чёрт окаянный.
Иногда форточка оказывалась закрыта, и тут пригождалась птичья кормушка на окне. Часто за узорными заледеневшими окнами, закусывая синичьим салом, сидел в кормушке морозный распушившийся котище, заглядывал в окно спальни, помявкивал, когда совсем было невмоготу. Я выбегала на крыльцо, пускала его, холодного и радостного домой, к печке
Парамон, наш деревенский кот, возвращался по ночам через окно, затянутое сеткой от насекомых. Он прижимался к ней всем телом и начинал давить. Изнутри сетка ощетинивалась чёрной шерстью. Крики "иди в дверь, мерзавец" не помогали: кот прижимался теснее и только огрызался, когда его тыкали пальцем.
Заканчивалось всё тем, что кто-нибудь, ругаясь, накидывал ватник, выходил на улицу, снимал кота с подоконника и тащил в дом. Парамон сидел на руках с лицом торжественным и глупым, как голубь на памятнике.
Один раз на моей памяти ему удалось порвать сетку. Кот провалился внутрь, безумным взглядом окинул столпившихся людей, заорал и выдрался наружу через проделанную им же дыру. Два дня его никто не видел. На третью ночь он возник из темноты рядом с новой сеткой, обнюхал её и пошёл скрестись под дверью.
А некоторые бывают такие дураки не коты, а люди. Вот возьмем, к примеру, меня. Я однажды жила в квартире на первом этаже и приехала домой из командировки. Ночь в поезде, дикая жара в купе, я не спамши ночь, проведя ее в тамбуре носом в дверь (хоть какой-то воздух), ввалилась в 6 утра домой. В мечтах поспать. И вижу – по моей кровати идет моя кошка. А в другую сторону идет другая моя кошка. И все хорошо, только кошка у меня всегда была одна. Опытным путем я установила, что вторая – не моя кошка, а ее дружбан, совершенно посторонний мне котяра, который вперся к нам через открытую форточку. Я в гневе схватила эту дрянь (постороннюю) за шкирман и давай ее на улицу выкидывать. Через форточку, естественно. Другой мысли мне в воспаленный мозг не пришло. Туда проник через форточку, значит и обратно должен так же. Кот висел, как обычно висят коты, которых держат за шкирку. Уныло. Обреченно. Но с достоинством. А, оказавшись в непосредственной близости от форточки, он элегантно и решительно растопырил в разные стороны все четыре свои ноги. И носочки еще так вытянул, как балерина Уланова. В форточку он естественно, не прошел. Его площадь с вытянутыми носочками была сильно больше площади форточки. Я его потрясла как следует, чтобы он опал, сунула еще раз. Он опять, приблизившись к окну, ноги растопырил. И опять не влез. Я попыталась его как-то плашмя туда просунуть. Кот, отъезжая от окна, ноги сжимал, а приезжая обратно – растопыривал. И не проходил. С лицом спокойным и достойным он ездил туда-сюда, оставаясь внутри квартиры. Почему мне не пришла в голову мысль о том, что можно просто открыть соседнюю створку окна, куда пролез бы даже растопыренный слон – не спрашивайте. Говорю же, мозг был воспален. В результате я осерчала настолько, что вышла с этим растопыренным котом в коридор и вышвырнула его вон через дверь. А потом у моей кошки родились котята. А кот противный был, да.
С репоста, автор неизвестен.