Александра Алёшина - «Кот и другие»

Всё это кончается просто –
не взлётом в небесную высь,
а сонным молчаньем погоста,
где травы корнями сплелись.
Вадим Шефнер
В феврале по городу стригут тополя. Почему-то считается, что тополь – сорняк среди деревьев. Не чета маньчжурским орехам, липам, берёзам, вязам даже... Не любят люди пуха, дети только, разве что. Жечь любят, а так и до беды, до пожара не слишком далеко. Поэтому взрослые ещё сильнее не любят. Обпилят, да так, что не всякое дерево после этого выживет. А кто выживет, страшнее атомной войны становятся. Вот и стоят по городу живые, полумёртвые и мёртвые пеньки метра в три высотой. Ужас!
Хотя мы, тополя, деревья живучие. Возьми обстриженную веточку, поставь в воду дома – в холодном феврале – и через пару недель увидишь листики и корешки.
Так однажды и сделала девочка Женя. Только потом не пропала у неё веточка, не засохла, и в мае она её перед домом на клумбе посадила.
Вот из этого тоненького прутика вырос я.
Тополя быстро растут. Я и не заметил, как едва ли не двадцать лет пошло. У Жени уже сын подрос, и теперь в квартире жили не только она с родителями, а ещё муж и сынишка. И кот. Позапрошлым летом выпросил сынишка котёнка, и папа его, идя с работы, увидел, как малыш серо-полосатый с белой грудкой перепугано вопит на нижней ветке. Вот его и взяли. Женя не возражала. Она всё живое любила и жалела. Я видел, как мокрый – чисто отмытый! – котёнок сидел на окне и сердито вылизывался. А вот теперь он вымахал в здоровенного кота.
Я часто заглядывал в окно на первом этаже, которое прямо на мою клумбу выходило. И Женя тоже часто смотрела в окно на меня. И улыбалась.
Но в тот день она не улыбалась. Украдкой смахивала слёзы, а сынишка вообще громко хлюпал носом и не скрывал слёз. Отец тоже был мрачен. В руке у папы была лопата. А сын держал что-то, завёрнутое в большой кусок ткани.
– Ты чего? – спросила его подошедшая соседка.
– Кота хороним... – всхлипнул мальчишка.
– Он же совсем молодой у вас? – не поняла соседка.
– Ветеринар сказал, что почки отказали, – всхлипнула и Женя.
Вот и зарыли моего найдёныша у меня в корнях.
Как же мне жаль было его – не передать. Как собственного сына... Я оплетал его корнями и своей любовью, баюкал его вечный сон – и очень-очень хотел, чтобы он был жив. Но как такое может быть?!
С тех пор так и повелось, что все жильцы большого дома стали умерших своих любимцев подо мной хоронить. И всех я жалел, баюкал, пытался в мёртвые уже тела влить сил – а вдруг не бесполезно?!
Как-то Женя сказала:
– Что-то тополёк мой захирел совсем... То ли корни кто повредил.
А никто не повредил ничего. Все силы мои просто уходили на то, чтобы беречь моё маленькое кладбище.
И однажды их совсем не осталось. Подул сильный ветер – и вывернул меня с корнями.
Того, что было дальше, не может быть. Так не бывает. Но это случилось.
Из-под вывернутых в небо корней вдруг стали вылезать коты и собаки, крысы и морские свинки, кролики и мыши. Живые! И каждый, посидев несколько минут, бежал искать своего хозяина. И уже радостные возгласы жильцов слышались во дворе.
А я умирал – счастливым. Потому что не зря грел маленькие тела своей любовью.