Александра Алёшина - «Счастье на ощупь»

У двуногого двустволка,
он убьет и лань, и волка,
он убьет любую птицу,
чтоб не смела шевелиться.
Вадим Шефнер
Дядя Гена уныло брёл домой. Можно сказать: брёл. Можно по-другому: плёлся. Можно: тащился. Только всё равно – уныло. Суть дела от слов не меняется. Раз уж было скучно и мрачно на душе – так уж скучно и мрачно. Все сорок четыре (не так уж много, вроде бы...) прожитых года давили на плечи не сказать чтоб непосильным, но весьма ощутимым и нежеланным грузом. Летняя жара вышибала пот на и так уже не свежую майку, хозяйственная сумка оттягивала руку, а уж про жалкий букетик цветов и говорить не хотелось – так он был постыл. Но надо, надо... Не радовало даже то, что в сумке вроде бы и бодро побулькивала бутылка неплохого портвейна, потому что не радовал повод, по которому она была куплена. Серебряная свадьба, будь она неладна!.. Какой же дурак он был в девятнадцать... Конечно, ни в какой кабак они не пойдут, дома отметят – но и дома отмечать то, что считал сейчас дядя Гена самой большой ошибкой и глупостью в своей жизни, не велика радость. Ни Настя всё равно не придёт – у неё младший совсем маленький, ни Венька – тому вообще молодая жена дороже и отца родного, и матери даже. Ну вот тоже родит она ему сейчас второго – так и его, и Настасьины отпрыски потом о них точно так же не вспомнят, как сами они, Настя с Венькой, о родителях не вспоминают. Вот надо было жениться... Конечно, в девятнадцать любви да ласки хотелось. Где она, эта любовь? Ласка – где?! Хоть бы подумал, чего можно ждать от той, у которой имя такое дурацкое да вычурное – Анфиса. Но тогда-то она для него Анькой была. Не подкопаешься...
Да ещё ведь как-то жили первое время нормально и с женой, и с детьми...
Все непонятки да тёрки лет восемь назад начались...
Это когда Анфиса Ваську притащила.
Стоп... Или когда оказалось, как это раз через раз бывает, что Васька – не Василий, а Василиса?
Или нет? Когда Анька первый раз попыталась у него отбить котят, которых он топил в ведре? Несла какую-то чушь, что жизнь есть жизнь – и разницы особой нет, человек перед тобой или животное. Гринписовка чокнутая! Да, точно это тогда всё сломалось. Так-то они с женой разговаривают, конечно, и тумбочки между кроватями у них не стоит, да и кроватей никаких нет, тем более отдельных, тахта общая – а всё ж отношения давно свелись только к быту и сексу – и никакой радости, никакого тепла не осталось в них и в помине...
После недавнего инцидента – когда соседский пацан Женька с дружком своим Юркой и подружкой Леркой у дяди Гены последний Васькин выводок отобрали, который хозяин вдруг с какого-то перепугу (ну ясно, какого – не хотел опять с Анькой лаяться) в ручье овражном собирался утопить, а не дома в ведре – так вот после этого случая Анфиса Ваську вообще стерилизовала. Совсем баба с ума спрыгнула – чуть не четыре тысячи отвалила за здорово живёшь – жалко ей, посмотрите на неё, котят... Дура!.. Ещё бы корову в котлетах пожалела.
Так что вот переставлял дядя Гена нехотя ноги в сторону дома и брюзжал мысленно на жизнь свою дурацкую, в которой и бед-то по сути никаких нет – а надоело всё хуже горькой редьки, потому что ничего, вот совсем-совсем ничего, не радует. В петлю лезть не повод, но тогда что? Развестись? А дальше?
А на крылечке соседнего дома сидел тот самый Женька со своим котёнком Маркизом из того самого спасённого от утопления выводка. Маркиза чёрно-белого так назвали, потому что окраска такая и называется «маркиз». Юрке достался мраморно-рыжий Карабас, а Лерке – антрацитово-чёрный Барабас. Конечно, никто кошачьих пацанов полными кличками не называл – они лишь для ветпаспортов, а в жизни котят звали Марик, Карик и Барик.
Женька тихонько играл на дудочке-сопилке, а Марик внимательно слушал хозяина. Может, и не всё понимал, но чувствовал главное верно и безошибочно. А главной для него была Женькина любовь, то, что он для хозяина (когда тот погружает пальцы в немыслимо мягкую и шелковистую его шёрстку, когда зарывается лицом в белый мех на животе, когда садит котёнка себе на грудь, чешет шейку и за ушком, включая «мурчало») – «счастье на ощупь».
Мелодия Женькина была нежной и слегка печальной, простой и незатейливой, как незатейливы и слегка печальны были и Женькины мысли. Вряд ли мог он сформулировать их словами – скорее и не мысли даже это были, так – ощущения. А чувствовал Женька, что мир прекрасен, в нём есть счастье – мама с папой, сестрёнка Дашка, Юрик и Лерка (которая всё никак не может решить, кто из друзей ей просто друг, а кто – не просто), есть Марик. Но почему-то странные люди не хотят радоваться, не хотят делать мир ещё прекраснее, а сами злятся – и вокруг себя сеют зло и беду. Вот сосед дядя Гена – котят топил, оказывается. Это он не понимает, наверно, какое это счастье, когда тебе доверяет и радуется чья-то хрупкая жизнь. Хуже всего, что многие, подобно соседу, и не хотят понимать. И счастья не хотят, а только злиться и вредить. Радоваться чужой смерти... И поэтому так много тех, кто гибнет совсем рано, так и не увидев в жизни ничего светлого. И людей, и животных... Женька не знал, как с этим бороться, но чувствовал своей в чём-то наивной от идеализма, но честной детской душой, что оставить всё как есть – нет, так он не согласен... Дети остаются детьми, пока верят в своё всемогущество. Некоторые счастливцы остаются детьми на всю жизнь, даже приобретая в характере взрослую ответственность. Именно им и удаётся сдвинуть всё хоть как-то, хоть немного с мёртвой точки.
Дядя Гена увидел Женьку ещё издали. И разозлился. Хотел сказать малолетнему идеалисту какую-нибудь гадость. И не сказал. Пожалел? Нет. Не было ни сочувствия, ни каких-то других хороших чувств в заскорузлой душе. Зависть была – это да... Поэтому и не сказал ничего. Показалось, что если промолчать, не спугнуть чужое счастье – можно догадаться, как раздобыть своё.
Впрочем, дядя Гена если и не был неглуп, то во всяком случае наблюдателен был. Так что понял практически сразу, что такое счастье, как у Женьки, когда отдаёшь, а не берёшь, ему не подходит категорически.
И всё же не вернулся, чтобы гадость какую сказать. Видно, понял: бесполезно. Идеалисты останутся идеалистами, сколько бы грязи и брани на них не вылили. Так что и нечего позориться, слова на ветер зря кидать.
Так и прошёл мимо.
А к Женьке подошла Лерка. Тихонечко – чтоб не сломать вдохновение – села рядом. А сопровождавший хозяйку Барик сел рядом с братом – в той же сосредоточенной позе, внимательно слушая милую мелодию юного музыканта.
А в конце улицы уже показались Юрка с Кариком.
Жизнь продолжалась и была прекрасна, словно незатейливая мелодия дудочки-сопилки.

Комментариев нет. Нацарапай чего-нибудь, а?







Улыбка Большая улыбка Ржунимагу! Превед! Подмигивание Смущен Согласен Кхм Язык Отлично Шок Недоволен Злость Неа! Разочарован Не знаю Пиво Кот Любовь [+]
Музыка Челом бью! Оу е! Да ладно! Устал я! Это намек! Весь внимания! Круть! Ну ты даешь... Оу ес! Палец вверх