Мария Аргир - «Кошачий дух. Бармалей»

Снег совсем сошёл, не оставив даже в тенистых укромных местах ни одной льдинки.
Весеннее солнце уже начинало пригревать: сушить прошлогодние листья, выгонять из земли холод, выдавливать из неё воду, забирать влагу обратно на небо, чтобы, набрав полные тучи, отмыть запылившийся за зиму мир дочиста.
На куче яблоневых поленьев, поросших мхом и лишайником, прислонившись спиной к забору, совсем по-человечьи спустив ноги и расправив хвост, сидел когда-то белый кот Бармалей.
Подставив свой кудлатый живот теплу, он напевал себе под нос свою кошачью песню и нализывал шершавым розовым языком свою лапу, чтобы оттереть со щёк грязь от валерьяновой ямы.
Земля под дубом, где рос валерьяновый корень, уже отошла, разрешив кошачьему племени лакомиться целебной травой со сладковатым запахом.
Пришла весна.
От мокрых, ещё не просушенных до конца деревяшек поднимался пар. Вода испарялась в лучах утреннего солнца, укутывая старого кота в облако тумана. В тёплом жёлтом свете над головой его расплывался солнечный нимб.
Лениво почёсывая лапой пузо и прищурившись изо всех сил на левый драный глаз, кот слушал, о чём ему поют малиновки и перезимовавшие синицы.
От колтунов и влажной шерсти, как и от поленьев, поднималась испарина, разнося котовий дух по всей округе. Впрочем, Бармалея это ни капли не смущало
Кота тревожила его спина, он кряхтел, усаживаясь поудобнее, и принимал солнечные ванны.
- К дождю что ли? – возмутился он сам себе вслух, расправляя лапами шерсть под солнцем.
- Греешь старые кости? – почтительно склонив голову, поздоровался серый гладкий плюшевый кот Плюша.
- Уморила меня эта зима, ей богу! Кости ноют как у старой курицы, клык потерял. Одними когтями разве управиться? – ткнул себе лапой в верхнюю губу Бармалей.
- Ну так отчего ты себе дом не найдёшь? Сидел бы у батареи как барин. Да и искать не надо - уже давно зовут. Помылся бы, причипурился, вполне бы сошёл за сибирского, а то и белого персидского. А то дух стоит – не подойдёшь! – потянулся Плюшка.
- То, что мне какой-то дурак давным-давно нос расквасил персом меня не сделает, - грустно усмехнулся кот. – А запах… Запах это для защиты от «добрых людей». Вот, бывало, иду я по забору, а какой-то мужичонка хилый, жизнью обиженный или мальчишка какой ради забавы камень на меня поднял – так я глаз прищурю, высморкаюсь громко сверху вниз, покажу каков я. Посмотрю прямо в душу их мутную сквозь пустые глаза, скажу:
- Ну что же ты творишь то?
Так у них вся охота пропадёт гадость делать.
Подумают: ну чего с ним с таким связываться? Задерёт, а то и обделает.
А дух – это наживное.
Вон люди какие бывают: мылом натрутся, духами себя зальют с ног до головы, а смрад за ними тянется такой, что аж до тошноты. Нет в таких ни капли добра, одна тьма - вязкая как гнилое болото.
Вон девочка наша мыла меня. Приятно, не спорю, но отвык я от нежностей, – поморщился кот и отчего-то замолчал.
Плюша подтянулся поближе, подцепил лапой пару валерьяновых корешков и, подсев к старику, протянул ему угощение.
- Мылся я однажды, - продолжил Бармалей, - меня даже феном сушили. Страшная штука, я тебе скажу, но такая тёплая. Помнишь? А тебя ж не было ещё тут – почесал он лапой расцарапанную щёку.
Так вот меня ради смеха мужики из ведра зимой окатили. А она, показал он на дом, меня подобрала. В дом затащила. Испугалась, что замёрзну совсем.
Феном сушили. И пах я, скажу тебе, друг мой плюшевый, вовсе не розами, а совершенно прескверно, но грели и сушили – окна открывали, но стерпели мой дух.
Куда ж я вас брошу? Вы без меня совсем пропадёте, валенки вы домашние. Кто за вами присмотрит?
Бывает, кошки дома нарождаются, из домов, из машин вылетают, а я уж не помню, как в этот свет попал и за какие грехи или может быть заслуги.
Считай, я ваш кошачий ангел.
Немытый, в колтуны закутанный как в броню, чтоб ни собака, ни блоха не кусала.
Летом дамся нашей девочке состричь, а так не пристало мне в ваннах сидеть и пузыри пускать – нас, боевых котов, дожди да снега полоскают, а солнышко сушит – поднял он розовые ладони к небу.
- Ладно, пойдём! Вон уж кошачий народ просыпается.
Пора мне на работу.