Пеструха. Мария Аргир

Серая выбралась на нагретую солнцем крышу, села, разложив длинные стройные лапы по старому ребристому листу шифера, закрыла глаза и глубоко вдохнула.

Сегодня, уже сегодня она глотнет пьянящей свободы. Они с любимым городским котом бросят всю эту бестолковую сельскую жизнь и убегут, как он обещал, в счастливый беззаботный рассвет.

Солнце садилось, окрашивая редкие облака в розовые тона. Перед глазами маревом плыл горячий воздух.

От мыслей её отвлёк шорох – по старой яблоне, нацепив через спину гитару на потёртом ремне, поднимался усатый лощёный красавец-кот.
Ловко перепрыгнув на крышу с яблони, он лапой поправил накрученные длиннющие усы:

- Ты готова?
- Дай пять минут, - Серая обняла тонким хвостом своего друга.

Сквозь узкое окно кошка прошмыгнула на чердак и принялась бросать в свой дамский саквояж всё самое дорогое в своей жизни: тонкие чулки, длинные перчатки, ожерелья, изящные бусы, звонкие серьги и цветастые шёлковые платья, сшитые когда-то на заказ, каракулевые воротнички, французские духи, редкие пластинки и краски для ресниц и усов.

Тонкие лапки быстро перебирали кошачьи вещи, вытаскивая из бесконечных ящиков самое необходимое.

За окном кот лениво перебирал струны гитары, под самым потолком в сером осином гнезде гудели осы. В воздухе туманом качалась пыль, переливаясь в лучах закатного солнца. На секунду время остановилось, она посмотрела в тёмный угол чердака:

- Только бы не проснулись.

Серая, поёжившись, передернула плечи, потрясла головой, закрыла глаза, выпрямила спину. Щёлкнул замок на саквояже. Музыка за окном стихла.

- Решено!

Одним прыжком она выскочила сквозь окно на крышу, волоча за собой весь свой нехитрый скарб.

- Я готова!

Она осеклась на полуслове – на дереве, прищурив хитрый глаз, сидел Бармалей. Огромный кудлатый белый кот своим хвостом, будто плёткой бил по стволу.

- Всё-таки уходишь? – почти безучастно спросил он кошку, разглядывая не то вечернее небо не то свою лапу.
- Я всё реш-ш-ш-шила! Уйди с дороги! – ощетинившись, зашипела кошка.
- А как же они? – кот бросил свой взгляд на чердачное окно.
- Люди выкормят. А нет, значит такая у них судьба! Я так больше не могу! – кричала серая кошка на всю округу.

Бармалей пересчитал все пальцы на лапе: один, два, три, четыре, пять. Он готов был разорвать её в клочья прямо здесь и сейчас, но пересчитал пальцы на второй лапе: один, два, три, четыре, пять. Перелетев с дерева на крышу, он уступил дорогу кошке и её спутнику, вжавшемуся в свою гитару.

- Несчастная ты, - бросил он тощей кошке и пошёл сквозь маленькое окно на чердак
Кошка что-то кричала ему вслед, но её больше не слушал. Пусть уходит.

В тёмном углу, под самой балкой у тёплой трубы в кошачьем гнезде дремали котята. Четыре маленьких комочка: рыжий, серый полосатый, как мать, и две пухлые кошечки.
Сегодня утром котята в последний раз поели материнского молока и, почуяв неладное, крепко уснули, прижавшись друг к дружке.
- Выкормим… Как же. – пробурчал себе под нос старый кот и пошёл показывать гнездо человеку.

Серая так отчаянно хотела убежать от этой жизни, что кошачий Бог как мог облегчил её роды, но почти не дал за это молока. Котята ели редко, но достаточно для того, чтобы в них теплилась жизнь - хватало сил расти понемногу, а вот глаза открыли лишь на вторую неделю – своей серой мамки они так и не увидели, впрочем, с тех пор её больше никто не видел.

Бармалей проводил меня на чердак. С досадой и стыдом кот отдавал котят, мол – сам не смогу, помоги.

Решили с ним оставить котят там же, но поставили коробку поглубже, чтоб малыши не расползлись по всему чердаку. Я кормила их смесью для котят, козьим молоком с желтком из пипетки. Малыши морщились, но ели – поддерживать жизнь получалось. Кот их вылизывал – массировал животики, чтоб те смогли сходить в туалет.
Котята ели, засыпали, но грелкам никак не заменить кошку маму.

Бармалей, сидя на крыльце, слышал, как там высоко урчат маленькие животы, винил Серую и себя, за то, что не остановил:

- Как она могла?

Один на один с собой, в компании тяжёлых мыслей чернее тучи он побрёл по улицам. Шёл по тротуарам, дорогам и кустам, прокручивая в голове, как достать кошачьего молока.

Он так задумался, что встал на задние лапы и пошёл, как старик, положив лапы за спину, шпыняя от досады камни под ногами.
Коты и кошки смотрели ему вслед, а люди как обычно не замечали его – кот он и есть кот.

Неожиданно на обочине он наткнулся на коробку, со всех сторон крепко проклеенную скотчем.

Бармалей обнюхал её: пахло едой, кошками, но следов вокруг не было. Странно. Он постучал лапой, неожиданно изнутри робко постучали в ответ.
Он приложил ухо к коробке – внутри кто-то был.

- Мааау! Вот везёт мне!

Зная дурную привычку людей бросать кошачьих детей в коробках, кот неистово начал драть когтями плотный картон.

- Главное, чтоб не задохнулись.

Победив коробку и липкий скотч, он проскользнул вовнутрь. Какого же было его удивление, когда вместо кошачьих детей он обнаружил там почти бездыханную кошку.

- Жива? Идти сможешь?

Задом наперёд кое-как он выбрался наружу, подтащив кошкину морду к проделанной дыре, к воздуху. Сел рядом и стал ждать, всем своим видом и духом отгоняя людей и собак.
Чуть погодя из коробки выбралась пёстрая кошка.

- Где я?

Кот посадил её рядом, посмотрел в её зелёные глаза.

У кошки затекли лапы, она перебирала пальцы на лапах: один, два, три, четыре, пять..
Ныла грудь и мучила жажда. Она провела лапами по животу и зарыдала.
Настоящие кошкины слёзы ручьём текли из глаз, теряясь в мягкой чистой шерсти.
Старый кот прижался к ней и принялся слизывать солёные слёзы с её глаз, лап и груди.
От кошки ещё пахло домом, сеном и … молоком!
Кошкина грудь была полна.

- Пойдём со мной! – он решительно поднял её с земли и потащил за собой. – Я обязательно без остатка разделю с тобой твоё горе, но ты сейчас нам очень нужна.

Он взял её за руку и повлёк за собой по кустам, дорогам и тротуарам в тёмный угол чердака под самую балку, туда, где у маленьких комочков урчат животы.

Котята жадно принялись сосать тёплое кошачье молоко, старательно разминая маленькими лапками кошачьи бока. Из груди Пеструхи уходила боль, из животиков малышей уходил голод.

Кошка вылизывала каждого с ног до головы, целовала носы и розовые пятки, напевая счастливую кошачьи песню.

Пёструша, не раздумывая, приняла их всех: рыжего полосатого Огонька, серого, так похожего на свою мать, Менделя с буквой «М» на лбу, маленькую тигрицу Бабочку и пухлую нежную Котю.

Новая семья мирно посапывала в тёмном углу чердака. Кошка, собрав в охапку всех своих малышей, спала крепко.
Старый кот сидел рядом, прищурив хитрый глаз.