Живёт у нас кошка Кисуля уже 9 лет. Попала она к нам маленьким котёнком, едва открывшим глазки. Его кто-то выбросил во двор дома, где мы тогда жили. Котёнок был худой, грязный, весь в болячках, глазки гноились. Красавец ещё тот. Мы с детьми, играющими во дворе, решили его куда - нибудь пристроить и ухаживать за ним. Но так как был уже поздний вечер, всех детей родители загоняли домой, спать. Мальчишки сунули котёнка мне в руки и убежали, предоставив самой решать дальнейшую судьбу несчастного животного. Я поплелась домой, судорожно соображая, как уговорить маму приютить его у нас дома.
Мама, посмотрев на это убожество, не разрешила вначале даже за порог ему переступить. Но, не устояв перед потоком моих горьких слёз, сдалась, предупредив только, что разрешает остаться котёнку на одну ночь — до утра. Слёзы у меня высохли мгновенно, мы со старшей сестрой его первым делом вымыли, обработали ранки и гноящиеся глазки, накормили тёплым молоком. Затем сделали подстилку из старого полотенца в уголочке у входной двери. Мама, глядя на приобретшего более – менее «божеский» вид котёнка, вздохнула: — «Ну и заморыш!».
Как оказалось, это была кошечка, с огромными зелёными испуганными глазами, тоненькими лапками, дрожащая и качающаяся из стороны в сторону, то ли от страха, то ли обессиленная от недоедания. Поев, кошечка сделала попытку пройти в комнату, но мама грозно окликнула её: — « Куда собралась?! А ну сиди тут!», — указав на подстилку. Кошечка замерла на мгновение и, опустив голову, вернулась на указанное место. «Надо же, какая послушная», — удивилась мама. Затем, выключив свет, отправила всех спать.
Проснувшись утром, мы обнаружили кошечку всё так же сидящей на подстилке, будто она не шевелилась всю ночь, застыв в одной позе. За ночь её шёрстка подсохла после купания. Глазки уже не гноились, носик розовел на прелестной мордочке, белейшая манишка спускалась с горлышка на грудку, на передних лапках белые перчаточки, а на задних не менее белоснежные носочки. Это всё делало её просто изумительной красавицей.
Мама, присев перед ней на корточки, внимательно смотрела, как кошечка тщательно умывается после завтрака. Ну вот что с тобой делать? - спросила она у киски. – Выгонять тебя жалко, пропадёшь ведь.
Кошечка замерла, будто поняла, что сейчас будет вынесен приговор её дальнейшей судьбе. Ей совсем не хотелось возвращаться на улицу, где так страшно, голодно и одиноко. Где так много собак и мальчишек. Грохочущих машин, ужасно пахнувших бензином, и Большой Страшный Дворник, который прогоняет своей Большой, Страшной Метлой. Она с такой мольбой и надеждой смотрела на маму, сразу поняв, что она здесь главная. Просто сердце сжималось от жалости к этому обездоленному существу. Мы с сёстрами тоже замерли в ожидании.
Что же, если будешь хорошо себя вести, то оставайся. Не выгонять же тебя, в самом деле, - улыбнулась мама. У нас вырвался вздох облегчения, а кошечка, будто только и ждала этих слов, тут же вскочила на лапки и пошатываясь, смешно подняв тоненький хвостик, побежала в комнату осматривать свой новый дом.
Тоже мне, француженка, - глядя ей вслед, засмеялась мама, - Худющая какая, но грациозная!
Нам так и не удалось её раскормить. Кошечка оказалась «гончей» породы, стройняшкой на длинных ногах. Отличной охотницей, ловившей прямо с балкона четвёртого этажа птиц на лету, неосмотрительно пролетавших в опасной близи от перил балкона, где их караулила притаившаяся в засаде Кисуля.
Кисулей она осталась навсегда, после того, как перебрали все известные и неизвестные кошачьи клички. Откликалась она только на Киса, Кисуля, Кисуля – красотуля.
Мыши тоже забыли дорогу к нам , хотя дом был старый, и мышей там хватало, несмотря на все старания от них избавиться. Она выросла очень умной и сообразительной кошкой, «разговаривала» со всеми членами семьи по-разному, иногда «ругалась», если что-то было не так. Но только мама была для неё непререкаемым авторитетом и Самой Главной Кормилицей.
С Кисулей связано множество забавных историй. Как-то недавно, сидя на даче летним вечером, старшая сестра, не обращаясь ни к кому конкретно, вслух произнесла: — Что-то мяса хочется, давно шашлыки не делали.
Дремавшая под кустом пиона Кисуля тут же вскочила и куда-то убежала. Вернулась она минут через пять, держа в зубах упитанную мышь. Подошла к скамейке и положила к ногам сестры. Та округлившимися глазами посмотрела на Кисулю, поблагодарила и отказалась от «угощения»: — Прости, Кисуля, но я такое не ем, не обижайся!
Кошка вздохнула, взяла мышь и отойдя на пару шагов, села к нам спиной лакомиться добычей, не пропадать же добру. Вскоре остался только хвостик. Их она почему-то никогда не ела, оставляя, видимо, для нас, как доказательство своей добычи. И опять удалилась. На этот раз её не было минут пятнадцать – двадцать. Но зато когда она показалась из-за угла дома, изумлению нашему не было предела. Кисуля за крыло тащила здоровенную птицу, не то ворону, не то галку. Положив её к нашим ногам, она пристально смотрела на нас, будто спрашивала: «Ну что, такое мясо теперь устроит?».
Мы от неожиданности не нашлись даже, что и сказать. Давай наперебой благодарить её за такое внимание и наградили стаканчиком иогурта — её любимейшим лакомством, за которое она могла «душу продать». Настолько она его любила. Обычно невозмутимая и гордая, не попрошайка, ни разу в жизни не запрыгнувшая на стол и не стащившая ничего с него, оставленное без присмотра, она неслась сломя голову, едва заслышав звук открываемой крышечки со стаканчика иогурта. И начинала «выворачиваться наизнанку», громко урча и преданно заглядывая в глаза, тычась головой в руки и нагло суя мордочку в стаканчик с лакомством, буквально выбивая у тебя его из рук. При этом глаза становились ещё больше, в них была такая мольба, что казалось от этого зависит её жизнь. Если не дадут иогурт, она умрёт прямо тут, на месте. Когда же, получив вожделенный стаканчик, она приступала к трапезе, смотреть на это сбегались все. Это был настоящий цирк. Пока доставал язычок и пролазила мордочка, она жадно лакала, но как только доступный уровень понижался, в дело шли обе передние лапки. Макая их в стаканчик по очереди, она тщательно вылизывала, при этом стаканчик двигался по полу, а следом за ним Кисуля. В итоге стаканчик становился идеально чистым, без малейшего следа иогурта, а Кисуля с тоской покатав его с боку на бок, и убедившись, что он идеально чист, начинала с надеждой заглядывать в глаза каждому, кто при этом присутствовал, надеясь на добавку.
Вот и сейчас, угостив её, чтобы отвлечь внимание, сестра быстренько унесла птицу и закопала её в дальнем углу сада, чтобы Кисуля не обиделась на нас, что не стали есть её «угощение», и не сочла нас неблагодарными за такую трогательную заботу о «голодных» хозяевах.
Вот такая у нас кошка, умница и красавица. Мы ни разу не пожалели, что оставили у себя этого замухрышку котёнка, ставшего полноправным членом нашей семьи.
P.S. Сегодня, 18 июня 2014 года нашей Кисули не стало... Тринадцать лет она была с нами...