Товарищ Кот
Григорий затворил входную дверь, поставил пакет с покупками на пол и принялся разуваться. Потом снял шапку и пальто, повесил их на крючок и вновь взял пакет в руки. Целенаправленно пошуршал полиэтиленом.
В комнате раздался дробный глухой звук мягких лап, как будто кто-то спрыгнул с кровати.
Григорий достал пакетик влажного корма, надорвал уголок.
Рыжий старый кот медленно выбрался из-за угла и, потягиваясь, приблизился к миске.
– На, поешь, – Григорий поставил миску на пол и украдкой попытался погладить кота. Тот ловко прогнулся, проскользнул под рукой, едва коснувшись ладони кончиками длинных волосков, и принюхался к еде.
– Да нормальный корм, не привередничай.
Кот поднял голову, посмотрел Григорию прямо в глаза и ответил своё короткое «Мяв». Принюхался ещё раз, словно бы говоря: «Это слишком дёшево для меня».
Григорий пожал плечами.
– Ну, знаешь, Товарищ Кот. Я не могу покупать тебе дорогой корм, как бы ни хотелось.
Григорий поставил чайник на плиту, сел на колченогий стул. Наблюдал за котом.
Кот ел плохо, как и все последние дни. Слизнул соус, съел пару кусочков псевдо-мяса со вкусом форели и надолго завис над миской с водой. Молоко проигнорировал. Потом подошёл к хозяину, коротко потёрся о ногу, оставил клок выпадающей шерсти на штанине и поковылял в комнату, где воздух был свежее. Не забыл чихнуть на прощанье.
Григорий специально не закрывал в спальне форточку, зная, что кот любит выбираться на улицу и греться на весеннем солнышке. Раньше он уходил надолго, а теперь только едва выпрыгнет, да так и лежит в форточном проёме. Лежит и смотрит. И, наверное, думает.
«Вот приведёт он ещё одну цацу, а я для вида к ней подойду, погладиться дам, а потом, когда отвлечётся – опять нассу в туфли. И пофиг, что она хозяину приглянулась. Я – кот, я лучше знаю, кому тут можно жить».
Григорий, конечно, тогда извинялся перед гостьей, да пытался кота поймать и носом натыкать. Но кот в ту пору был моложе, запасных жизней в избытке, и тратить он их мог запросто. Не то, что сейчас. Помнится, махнул в форточку и пропал на три дня.
А когда вернулся, понял, что одной жизнью меньше стало – не доглядел и вроде бы под колёса хлебовозки угодил.
Потом, конечно, поусидчивее стал, поспокойнее. Рассудительнее. В туфли больше не писал, справлял нужду на улице. И лоток забросил, чтобы хозяину мыть не приходилось. Беречь надо друг друга.
Однажды, помнится, оставил хозяин форточку приоткрытую на ночь, кот лапой поддел да и убежал на улицу. А хозяин простудился.
И ведь кот прекрасно знал, что такое может случиться. Лежал потом под боком, где у Григория почка воспалилась.
«Это ведь все неправильно думают о котах. Они лежат не там, где болит, а там, где теплее. Вот, допустим, простудился человек – так кот непременно придёт и ляжет на грудь. Там ведь тепло, лихорадка у больного, и все окружающие думают, что кот лечить пришёл. Помурчит, попоёт свою песню, и человеку легче становится. А он просто греться приходит».
Тот раз, правда, иначе всё вышло. Некоторые коты заранее знают, где жизнью поступиться придётся. Заранее знают, где болезнь опасная появится. И тут так получилось. Хозяин уже заболел, а почка ещё нет. Пушистый и пригрел её своей ценой. На одну жизнь старше стал.
Кот проковылял к форточке, забрался на неё.
Хозяин ему проход на улицу оставляет, и даром, что первый этаж – никаких воров не боится. Хотя и брать у него совсем нечего. А только кот неспроста тут живёт и дом охраняет, похлеще всяких собачек с выпученными глазами, который писаются даже от радости.
Кот хорошо помнил, как пахло от той цацы, которой он в туфли напрудил. Очень хорошо запомнил. Чем-то резким, противным. От туфлей пахло, от пальто. Даже от пальцев, которыми она его гладила. Конечно, кот не знал умных слов вроде «кустарное производство метамфетамина», но был уверен, что от форточника – щуплого паренька в капюшоне – пахло тем же самым.
Воришка пролез в узкую щель, аккуратно спустился на подоконник, когда хозяин – кот был в этом уверен – ушёл встречаться с той цацей. Она не хотела больше к нему приходить из-за кота, туфель ей было жалко, и колготок подранных.
«Избавься ты лучше от кота, он тебе жизни не даст», – сказала цаца, когда уходила в чавкающих влажных туфлях.
А паренёк-форточник видно, по наводке пришёл. Знал, где мебель стоит, и где комод и телевизор. Да просчитался. Надо было не капюшон, а балаклаву надевать.
А кот помоложе тогда был, и когти у него острее были, и удар резче.
Паренёк с испугу да с разбегу сквозь окно вылетел, вместе с рамой.
Хозяин тогда не сказал ничего, только корму хорошего купил да погладил как следует. Ремонт дорогой получился, и решётка в копеечку влетела.
Но с тех пор он никого уже в дом не водил. Бывало, исчезнет на весь вечер, а потом приходит расстроенный. Гостью приводить некуда, наверное.
«Да не переживай, хозяин! Проживём», – думает кот, а сам придёт к нему под руку и носом в ладонь тычется. А хозяин лежит, в потолок смотрит. А слеза иной раз возьмёт да и скатится по щеке.
Чует кот, что хозяин заболеть может, да только сам этого не осознаёт. Ведь когда тело болеет, оно хоть и не сразу, но заметно.
А когда болеть душа начинает, это и вовсе предсказать нельзя.
«За это и ещё одну жизнь отдать не жалко. Даже пусть и предпоследнюю».
Кот запрыгнул на открытую форточку и скользнул на улицу, потеряв ещё один клочок шерсти.
Григорий долго ходил по дому, не спал допоздна. Зажигал свет в спальне, приоткрывал окно, звал. Потом выключал свет и присматривался сквозь стекло, не мелькнёт ли на улицу знакомая хвостатая тень. Ложился в постель, зарывался с головой в одеяло, но сон не шёл.
Под утро он всё-таки отключился, провалился в тревожную дрёму. Кот его тоже беспокоил в последние недели. Начал хуже есть, похудел, бока ввалились, а шерсть стала выпадать клоками. И каждый такой долговременный уход вызывал в душе тревогу. Хорошо помнился момент из детства, когда родители сказали, что их тогдашний старый кот «просто ушёл куда-то и не вернулся». Грише было лет семь или восемь, и он искренне поверил, что животные действительно куда-то уходят в конце жизни. Только теперь, с высоты лет, он понимал, что это была ложь во благо. Что они не уходят, что их уносят, завернутыми в мешковину или спрятанными в обувную коробку. Куда-нибудь подальше в лес, куда-нибудь поглубже, чтобы не растерзали бродячие собаки и чтобы тельце любимого питомца осталось невредимым хотя бы ещё несколько часов. Пускай его никто уже и не увидит.
Григорий проворочался в постели до рассвета, а потом очнулся от этого тяжелого морока и кинулся к подоконнику. В рассветных лучах на пустом тротуаре сидел в своей привычной позе кот. Сидел и внимательно смотрел на окно, сквозь которое Григорий смотрел наружу.
Потом демонстративно отвернулся, скособочился и начал вылизывать заднюю ногу.
Григорий подхватился, не снимая пижамы, кинулся в прихожую. Натянул пальто, ботинки, и, рискуя запутаться в шнурках, выскочил на улицу.
Рядом с котом на тротуаре стояла девушка. Блёклая, с выцветшими бровями и едва заметными ресницами. Стояла и куталась в тонкую вытертую кофточку с большими пуговицами.
Григорий подошёл ближе. Он уже видел раньше эту девушку: пару раз в магазинчике по соседству, да возле мусорного контейнера.
Она жила где-то в окрестных домах.
А кот благочинно ходил вокруг её ног и вытирал облезшую морду о лодыжки. И громко мурчал.
Григорий подошёл чуть ближе, указал рукой на животное.
– Похоже, вы нравитесь моему коту.
Девушка с сомнением поглядела на гостя, потом чуть присела и погладила кота по загривку. Тот привстал на задних лапах и зажмурился от удовольствия.
– Я думаю, что он всё-таки мой.
Григорий подошёл ближе. Кот переметнулся к нему, скользнул боком по штанине, опять оставив рыжие волоски.
– Да нет же. Этот кот мой. Он уже давно у меня живёт. И хвостик у него на самом кончике поломан, с самого детства.
– И левое ухо немного надорвано. Подрался пару лет назад, я сама ему перекисью промывала.
Григорий припомнил. Кот действительно однажды пришёл в крови, и на ухе была свежая ссадина, но на тот момент уже не кровоточила. Хотя кота перед этим не было почти сутки.
Кот между тем продолжал отираться между их ногами, мурча и потягиваясь. Иногда останавливался и смотрел в глаза.
– Выходит, это наш общий кот.
Девушка поёжилась.
– Ну не знаю. Он у меня часто ест, а потом уходит гулять. Пропадает на несколько часов, потом появляется. Опять ест, спит, и опять уходит. Я его называю Рыжик, и он откликается.
– А я называю Товарищ Кот.
Григорий присел на корточки, погладил кота по голове. Тот замурчал пуще прежнего, потом издал очередной короткий «мяв», будто бы говоря: «Уж этой-то я в туфли ссать не буду, не переживай».
Девушка тоже присела рядом
– Меня, кстати, Светлана зовут...
Когда они вдвоём пошли к дому, кот ненадолго остался. В уставших желтых глазах явно читалось, что теперь у хозяина душа болеть перестанет.
«Да и мне на два дома жить уже тяжеловато. Двойной пайки много, на последнюю-то жизнь...»
Автор: HEADfield