Солнечный кот. Зинаида Александровна Стамблер
Словно муха, я сную по стенам и потолку, собирая паутину и грязь. Протираю всякие поверхности. То, что никто никогда не увидит — тщательней, а то, что на виду — поверхностно. Я — не показушница, я — за идею. Потому что туда, куда не надо добираться с помощью крыльев или пирамиды из мебели, я всегда успею. Как-нибудь потом успею.
За окном не по-мартовски воет ветер. А может, не за окном, а за стеной. И не ветер, а соседи. Ремонтируются. У нас высотка — 13 этажей, а потому круглый год воют: то перфоратор, то пила-болгарка... А ветер знай себе гнёт пупырчатые от потаённой зелени ветви, хотя кое-где уже прорвались наружу молодые листики. Да и крокусы задорно качаются чуть ли не из асфальта.
Боюсь спросить соседку про Кору — уже почти полгода не приходилось бегать открывать ей входную дверь, когда она терпеливо сидела и караулила перед подъездом. Из-за этой Коры я куда только ни опаздывала... Потому что нужно было не только открыть дверь, но ещё и подняться с ней на этаж, открыть ей дверь в вестибюль, позвонить хозяевам и дождаться, чтобы её запустили.
Раньше Кора частенько дралась с Муськой из-за так и не поделенной, а потому оставшейся ничейной детской площадки. Кстати, о Муське тоже давно ни слуху, ни духу. А уж он-то — главный солист. Потому что один на весь двор неурезанный. Кора — очень маленькая кошка средних лет, с красным ремешком на шее. На ремешке подзинькивает колокольчик. Нет, не буду спрашивать. Они же не спрашивают меня про моего кота. И правильно делают.
Пусто. Так пусто в нашем доме ещё не бывало. Всё, вроде, в обычном беспорядке, пыльно там, где надо; блестит то, что начищено до глянца... Цветы нагло раскинули из вазы сочные стебли и полураспустившиеся головки. Ээх, был бы сейчас тут наш кот, недолго простояли бы аппетитные тюльпаны, а валялись по всей квартире раскусанные и пожмаканные... Кот очень любит цветы.
Ловлю себя на мысли, что даже мысленно не называю его по имени. Наверное, потому что если кого-то несколько или вообще много: как, например, людей, собак, книжек или каких-то других чьих-то котов, то без имён никак. А если один? Один неповторимый? Один на всю нашу жизнь? Даже если его одного на всю нашу жизнь не хватило.
Достаю бельё из корзины, чтобы забросить в иллюминатор стиральной машинки. На каждой почти вещи нахожу родную шерсть. Скоро три месяца, как мы без кота, а он всё линяет. Вернее, даже как будто сильнее стал линять. Весну почуял.
Знаю, что найденные коготки, усики складывают в пакет и хранят. Ну, уж нет. Если у моего кота теперь нет шкурки, значит, мне и шерсть его хранить незачем. Я же его и без тельца люблю. И буду любить всегда.
Солнце прорывается редкими комочками света сквозь синие, словно ночь, шторы и танцует по комнате. Я раздвигаю ночь и открываю балконную дверь — теперь нет уголка, где бы не было солнца. Моей щеки касается незабываемая морда. Закрываю глаза, зарываюсь носом в нагретый душистый мех — и настежь распахиваю сердце. Мои руки повторяют очертания спинки, плавно закругляются чуть пониже, осторожно подбирая хвост. И когда я всё-таки отпускаю своего кота в небо и провожу пальцами по лицу, то снимаю с кожи полосатую шерстинку. Раскрываю ладонь — и солнечный ветер уносит её с собой.