Всё
мне интересны

по дате публикации за всё время
сортировать по времени
cортировать по

Кошки врать не умеют. Она оказалась маленькой, уставшей девочкой

Когда с кошками на Вы, и вообще, когда они даже немного пугают – то и тогда сложно пройти мимо неземной красоты.

Красота сидела на пенёчке и являла миру свои пушистые бока, нарядную манишку (скорее жабо) и зеленые, с прищуром глаза.

С достоинством вдовствующей королевы, потерявшей четвертого по счету мужа (ну слабые пошли короли на здоровье – мужчины, что с них возьмешь), немного потрепанная красота пытливо смотрела на Аню.

Та почти мгновенно испытала жгучий стыд за большую квартиру, где не ступала кошачья лапа. Полный холодильник и без единой затяжки, новенькую мягкую мебель.

Кошка всем своим видом успокоила и словно сказала:

- Видишь, как тебе повезло. Я тебе помогу и все твои упущения мигом исправлю.

Аня все еще сомневалась... Ее волновала царапучесть, непрозрачность кошачьих намерений и опасения, что доверять кошкам нельзя, слишком уж загадочная у них натура.

- Ничего, привыкнешь... - Загадочная натура покинула пень и подняв высоко хвост, повела Аню к ней же домой.

Вид пушистых "штанов", шикарная поступь задних лапок, плавно развевающееся знамя хвоста – Аня словно была под гипнозом. Она очнулась только тогда, когда оказалась на собственной кухне и уже вытаскивала из холодильника всякую снедь.

От колбасы и рыбы кошка с презрением отказалась – не то качество. А вот к курице отнеслась благосклонно и принялась, поуркивая, ее жевать, уже более одобрительно поглядывая на женщину.

Анна была в растерянности. Что делать дальше человеку, который едва ли ни в первый раз наблюдал вблизи кошку. Единственное знание – кошки ловят мышей. Ну и где их теперь брать? Может быть, они продаются уже замороженные?

Ах, да – кошек еще надо гладить и тогда они будут мурчать. Только кошка гладиться не желала, уклоняясь от протянутой руки. Поэтому проверить, работает ли мурчалка, не представлялось возможным. А послушать с каждой минутой все больше хотелось.

Ох, про самое главное Аня забыла! Что скажет муж? Но муж ничего не успел сказать, потому что ему просто не дали. Кошка вышла его встречать и критически осмотрев, почти сразу одобрила.

Одобрение выразила в проверке на устойчивость коленей, на мягкость живота, оценила и способность моментально находить места, чувствительные к ласке. Не король конечно, но сойдет, вполне себе мужчина симпатичный!

Оказалось, что понять кошку легко. Выразительное мурлыканье, не менее выразительное сидение перед миской, прожигающий взгляд, движение пушистого хвоста. Да кошку легче понять, чем многих представителей человечества.

По прищуру глаз, положению ушей и вообще – общей позе, Аня уже безошибочно знала, что у кошечки на уме. Потому что кошки врать не умеют.

И все же, несмотря на заносчивый вид, гордый взгляд и царственное достоинство, Аня очень свою кошку жалела. Потому что со временем она поняла... Поняла, что ее кошка – всего лишь маленькая, усталая девочка.

Успевшая до их встречи так натерпеться, что теперь, прижавшись к человеческой руке – испуганно вздрагивала, когда ее отстраняли. На краткий миг мордашка выражала испуг, панику, молчаливый вопрос:

- Что я не так сделала?

Как же она боится, что ее выгонят. Что вместо дивана снова будет жесткий пенёк, а вместо нормальной еды – что попадется. Только вот попадается не каждый день...

Но проходит секунда и кошка вновь королева, напуская на себя величаво-снисходительный вид. Раскидывается на подушках, с трудом успокаивая трепещущее сердечко. Потому что кошки врать не умеют, они только пытаются иногда скрыть свои страхи, волнения и душевную боль.

© Cebepinka

Увалень.  Рино Рэй

Серёже иногда казалось, что Увалень Безрукий – его имя и фамилия.
Во всяком случае, мама чаще обращалась к нему именно так.
– Да сколько можно бить посуду, безрукий ты увалень! — орала она исступленно, обнаружив на полу очередные осколки. – Ты её покупал?! Ты на неё зарабатывал?!
Она бессильно лупила его полотенцем и рыдала. Серёжа не понимал, почему его так называют.
– Но, мама, – он вытягивал вперед обе ладошки, – смотри, у меня же есть руки, я не безрукий...
– Да лучше бы у тебя их вовсе не было! –снова начинала кричать мама. – Не гробил бы мне всю жизнь вокруг!
Серёжа сам не знал, как так выходит. Он старался изо всех сил. Бережно обхватывал кружку руками и, крепко сжимая, нес на кухню. Сейчас он поставит ее в раковину, а потом… Дзынь! Кружка, будто намыленная, выскальзывала и летела вниз, обидно разбиваясь в двух шагах от цели. Он торопливо опускался на колени и пытался собрать осколки, поскорее выбросить, чтобы мама не увидела и не расстроилась. Она всегда так расстраивалась, когда он что-то бил…
Но руки не хотели слушаться. Они хотели резаться об острые края и кровоточить ранками, пачкать пол, одежду, пачкать все вокруг. Серёжа бежал за веником и совком, чтобы замести следы, но мать уже шла на шум сама, и ее «что ты там опять натворил, криворукий?!» звучало угрожающе-истерично еще до того, как она видела масштабы разрушений.
— Мама, я не виноват, – в тысячный раз объяснял Серёжа, пока та, не переставая всхлипывать, пыталась отстирать от футболки пятнышки крови. – Оно само так, я же стараюсь!
– Само! Почему вот у меня ничего само так не происходит, а? – она с силой застирывала одежду и капельки пота выступали на её лбу – то ли от усталости, то ли от гнева. – Это ж какой из тебя мужик-то вырастет, у тебя в руках ничего не держится! Горе одно и наказание, крест ты мой, хуже инвалида настоящего – за тех хоть государство платит, а от тебя никакого толку, один убыток!
Совсем плохо стало, когда Сережа начал ходить в школу. Тетрадки рвались, кажется, сами по себе. Ручки протекали и пачкали книги так, будто он забавы ради бросил в рюкзак целую чернильницу. Каждый поход в школу сопровождался хотя бы одним падением и непременно – в лужу, в сугроб, в грязь, куда угодно, но так, чтобы одежда после отправлялась в лучшем случае в стирку, а иногда — и сразу на помойку.
– Ты понимаешь, что ты нас заставишь милостыню просить?!
Серёжа уже привык к крикам мамы и лишь вжимал голову в плечи.
– В жизни ни копейки не заработал, зато я на тебя трачу столько, будто ораву детей ращу!
Он пытался незаметно убраться в комнату, но спотыкался о собственные ноги и падал, по пути обязательно что-нибудь обрушив: картину, полочку или вазу с цветами.
– Неуклюжая гадина!!! – неслось по квартире, и все начиналось по-новой.
Вдобавок выяснилось, конечно же, что у него ужасный почерк. Учительница чистописания была хорошей доброй женщиной. Она мягко пыталась объяснить Серёжиной маме, что ребенку нужно больше заниматься, что не у всех все получается сразу…
– Да ничего у него не получается, ни сразу, ни потом, – обреченно махала рукой мать. – Не ребенок, а наказание.
С прописями у него так и не заладилось, сколько бы он над ними ни бился. Еле-еле натянул на тройку несчастное свое чистописание, и то, скорее, из-за сострадания учительницы.
— Не всем дано красиво писать, — шептала она Серёже. — Не расстраивайся, ты наверняка талантлив в другом.
В средней школе он попробовал записаться в школьный кружок по футболу и в первый же день вернулся домой с сотрясением мозга. Учитель по рисованию настоятельно просил его заниматься на уроках чем угодно, кроме самого рисования потому, что иначе невозможно было отмыть ни стол, ни самого Серёжу.
Став постарше, Серёжа на одной из школьных посиделок ради интереса взял в руки гитару и едва не поссорился с одноклассником, который считал, что он специально порвал сразу три струны. С той поры его в школе предпочитали сторониться и ничего ценного в руки не давать. Без особой нужды даже за одной партой не сидеть.
Мамины истерики давно сменила безнадежность. Она равнодушно смотрела на сына и севшим за годы крика голосом монотонно повторяла:
– Ты – мое наказание. Ты кара моя за все грехи. Непутёвый. Из тебя уже ничего не выйдет.
Сережа и сам понимал, что дело дрянь. Кем ему быть? На любом заводе дело сразу же кончится несчастным случаем. От его прикосновений ломалась техника. Люди сторонились его – последнее время даже незнакомые – и нечего было думать о каких-либо продажах или предоставлении услуг…Однажды, в период крайнего отчаяния, он попытался повеситься – и выяснилось, что на том свете тоже не горят желанием с ним встречаться: верёвка порвалась еще на стадии вязания узлов. Сережа махнул рукой и смирился с необходимостью жить.
Единственные, с кем у него ладились отношения – это кошки. Почему-то на них аура Серёжиного невезения и криворукости не распространялась. Он давно прикормил бродяжку-кошку из соседнего двора, наполовину слепую трехцветку Мусю, и с радостью взял бы ее к себе домой, если бы не понимал, что устроит по этому поводу мама.
Впрочем, Мусе было хорошо и во дворе. Она бежала на Серёжин зов, едва тот окликал ее, и мурлыкала, требуя ласки. Удивительно, но, сколько бы Муся ни вертелась под ногами, он ни разу об нее не споткнулся.
– Ты моя хорошая, – Серёжа поглаживал кошачью спинку, – красавица из заплаточек…
Муся щурила глаз и топорщила белые усы. Она и впрямь походила на кошечку, собранную из разных лоскутков ткани: рыжего, белого, черного, в крапинку...Одно ушко черное, второе светленькое, не кошка, а арлекин целый.
– Я буду ветеринаром, вот что! – заявил Серёжа маме однажды. Дело близилось к концу десятого класса, и нужно было присматривать дальнейшее место учебы. – Буду лечить животных!
– Ты? – она аж поперхнулась и долго кашляла, стараясь продышаться. Он подался вперед, желая похлопать её по спине, но она с ужасом замахала руками. Сережа смирился и терпеливо ждал.
– Ты? – повторила мама, наконец справившись с кашлем. — Ветеринаром? Да тебя там убьют! Ты назначишь не то лекарство, вгонишь не туда шприц, уронишь морскую свинку и придушишь котёнка. Ты вообще соображаешь, каково это – с животными работать?!
– Это единственное, что у меня может получиться, – непреклонно заявил Сережа. – И я попробую.
Она хрипло рассмеялась, хотя он редко её смешил.
– Ну попробуй, попробуй.
Он решительно встал из-за стола, и вилка брякнулась на пол.
Как ехидно заявили Сереже спустя год, с таким блеском на вступительных экзаменах в ветеринарной академии не проваливался еще никто. Может, сказали они, у вас и есть знания, только человеку, у которого обе руки левые и растут не из плеч, нечего и близко делать около чужих жизней. Может, сказали они, вы считаете, что жизни животных не так важны и там можно работать сикось-накось? Так вы неправы, сказали они, и мы не будем обучать человека, который не в состоянии без происшествий сдать простой экзамен. Нам не нужны неудачники такого высокого полета, сказали они.
Серёжа добрёл до своего двора, рухнул на лавочку и первый раз за много лет разрыдался. Он понимал, что ждет его дома. И что некуда, совершенно некуда податься, и даже повеситься, черт возьми, не выходит!
Колена коснулось мягкое. Муся пришла утешать своего друга. Она мурлыкала, жмурила глаз и перебирала лапками. Едва Серёжа выпрямился, как кошка немедленно запрыгнула к нему на колени и начала топтаться, устраиваясь поудобнее.
– Мррр...мррр….не обр-р-р-ращай внимания…
Сережа решил, что ему послышалось, но какая разница.
– Не обращать, говоришь? – улыбнулся он сквозь слезы, мокрой ладонью наглаживая свою подругу.
– Конеш-шно, – согласилась кошка, топорща усы. – Подумаеш-шь, ветер-р-р-ринарка. Она тебе не нужна, ты и так хорош-ш.
– Очень хорош, – с горечью проговорил парень, не обращая внимания на то, что кошкам не положено разговаривать. – И где я, такой хороший, нужен?
– Ш-шутишь? – удивилась кошка. – Где нужен человек, р-р-разговаривающий с животными?
Сережа наконец сообразил, что ему не кажется. И уставился на кошку с раскрытым ртом.
***
– Вот, посмотрите, пожалуйста, – женщина дрожащими руками вытряхнула из переноски кота. Тот недовольно сощурился на свет ламп клиники, распахнул пасть и зашипел, сразу обозначая свои намерения. – У него всегда был такой хороший аппетит, но уже два дня не ест ни крошки, на руки не идет, отлёживается где-то от людей подальше… Господи, доктор, скажите, это ведь не рак?!
Пожилой ветеринар поднял ладонь, призывая женщину успокоиться. Та послушно умолкла.
– Сергей Витальевич! – окликнул ветеринар кого-то из соседней комнаты. – Вы нам не подсобите?
В кабинет, на ходу вытирая руки, зашел молодой человек. Даже очки, кривовато сидевшие на носу, не прибавляли ему лет – юноше едва исполнилось двадцать. Тем удивительнее было обращение к нему по имени-отчеству, да еще от заслуженного врача известнейшей в городе клиники. Молодой человек мог быть максимум стажером, а вот поди ж ты…
Сергей Витальевич вопросительно посмотрел на ветеринара. Тот кивнул на пациента. Рыжий красавец распластался по столу и угрожающе ворчал. Хвост раздраженно хлестал по бокам.
– Ну, не ругайся, – попросил Сергей Витальевич, опускаясь на корточки перед столом, так, что его лицо оказалось на одном уровне с мордой кота. – Расскажи лучше, что у тебя болит?
– Вы что, – испугалась женщина, – он же вцепится, он чужих не терпит!
Но молодой человек не обратил на нее никакого внимания. Кот утробно завыл на одной ноте, не переставая бить хвостом.
– Так, и давно? – участливо поинтересовался молодой человек. Кот прижал уши и что-то буркнул. – Понятно. Давай договоримся: мы поможем, будет неприятно, но потом все пройдет. Обещаю.
Кот шумно выдохнул и замолчал. Сергей Витальевич поднялся.
– Камни в почках, – постановил он, поворачиваясь к врачу. – Два дня как почувствовал. Побаливает, аппетита нет, небольшая слабость, часто хочется пить.
Женщина вытаращила глаза, но ветеринар невозмутимо кивнул.
– Спасибо, Сергей Витальевич.
– Обращайтесь, – молодой человек развернулся, задев бедром стол. Шикнул на свою неловкость и, потирая ушибленное место, удалился к себе.
– Ценнейший специалист! – пояснил ветеринар ошеломленной женщине. – Вот увидите, его диагноз правильный.

Случайные фотографии из нашей кошко-галереи

Нажми по фотографии, чтобы добавить надпись и сделать новый прикол.

Котоада. Армант Илинар

1
Гнев, о, боги, воспойте Полкана — Мухтарова сына,
Много бед сотворил он котам — их несчастные души
Отправляя в Дуат, и хвала же богам, что бессильна
Его ярость была — у котов девять жизней. Послушай,
Юный отрок, о тех, кто в войне той кровавой повинен.
Как-то свадьба собачья была — и богиня Раздора
Кость подбросила с надписью: «Самой прекрасной богине!»
Их числом было — три. И, конечно же, вспыхнула ссора.

2
И судьёй ими избран был кот, и кота звали — Вася,
И одна обещала нектар, а другая — сметану,
Только третья шепнула: «Мышей тебе дам я, решайся….»
И он отдал ей кость, и богиней он не был обманут.
Эти мыши водились в подвалах дворца — в нём же правил
Славный Тузик — мышей не любил он, не кушал их вовсе,
Но когда Вася-кот без мышей те подвалы оставил,
Поступив, как собака на сене, погнался за гостем.

3
И у стен Котограда не год — девять лет длилась битва!
Девять лет продолжался тот бой — беспощадный, кровавый!
И с обеих сторон к небесам возносилась молитва -
И услышали боги — на помощь собакам псоглавый
Прилетел бог Анубис и с Бастет — кошачьей богиней
В бой вступил он — летели с небес шерсти клочья,
Небеса же кровавыми стали, теряя цвет синий,
И то «мяу!» звучало, то вой — не собачий, а волчий.

4
В бой Полкан не вступал до поры, друг отправился в сечу,
И погиб, как герой, поражённый когтём Котофея,
И Анубис забрал его душу собачью навечно,
А Полкан бросил вызов коту. Возражать же не смея,
Котофей долго с Мусей прощался — и это прощанье
Вдохновляло веками художников, так же поэтов.
И дала ему Муся кошачье своё обещанье -
Коль погибнет — родится он снова на свете, на этом.

5
И схлестнулись они — Котофей и Полкан, и боюсь я
Вспоминать этот бой. Но картины встают пред глазами.
И погиб Котофей. Ненадолго. Исполнила Муся
Обещанье своё — погуляла немного с котами.
И он снова родился, и жизнь свою начал лишь третью,
Слава, Бастет Великой! Но в мёд был добавлен и дёготь -
Ведь война всё идёт! И отправился он на рассвете
Воевать, и сверкал, будто пламень, отточенный коготь!

6
А Полкан ещё жив, так же смел и в сраженье прекрасен,
Но не вышло отмстить и вступить Котофею с ним в схватку -
Рок свершился иначе — Полкан тем воришкою Васей
Был смертельно и подло укушен за левую пятку.
После смерти Полкана собаки глядели уныло,
Нет героя, коты же умрут, а потом — вновь на поле!
Как же им Котоград взять, и где же на это взять силы?
И ряды поредели собак — ведь одна жизнь, не боле.

7
Но хитрец был один средь собак, и его звали — Рексом.
Он придумал огромную мышь и в неё псов попрятал.
И глядели со стен на подарок коты с интересом.
Не подумав о том, что в подарке таится расплата.
О, побойтесь вы псов, как данайцев, дары приносящих!
Но вкатили уж мышь в славный город, дивились, смотрели…
Ну, а ночью явились собаки из мыши и спящих
Убивали котов… лишь немногие там уцелели.

8
И уплыли собаки назад, и закончилась битва,
А погибших Анубис отправил на лунную землю.
Мчится время, но в памяти псов та война не забыта.
Слышишь вой под луной? Славят предков — и предки им внемлют.
А коты возродились — кто третий, кто пятый раз кряду,
И отстроили город по милости Бастет-богини,
И решили, что впредь доверять им собакам не надо.
Потому и врагами считают собак всех отныне.

Муркой будешь!

Стояла на остановке, ждала трамвай. Рядом стоит старая заброшенная "Роспечать". Вдруг слышу из под этой самой "Роспечати" что-то маленькое плачет, тут же оттуда выползает котёнок. Такой маааленький... Мимо проходила какая-то бабушка. Посмотрела она на котёнка, взяла на руки, повертела его, выдала вердикт: "Муркой будешь!" и засунула его к себе под куртку.