Снег. Белый пушистый снег...

Снег ложился огромными хлопьями. Было безветренно, и снежинки опускались лишь чуть кружась, плавно и мягко. Они были так огромны что, даже касаясь открытого тела, таяли медленно. Резнуло сердце, на Аленьком бледно-восковом лице, и тонких ручонках, снег лежал не тая. Миш сделал движение подойти и стряхнуть снег, но кто-то из певчих, то ли увидев его выражение лица, то ли по своему разумению подошёл и аккуратно, будто боясь потревожить усопшую, платочком стряхнул снег.
Людей было немного: сердобольные соседи, несколько сослуживцев и Дина. Певчие с попом пришли сами, из часовенки кладбищенской. Рабочие стояли отдельно, изредка тихо обмениваясь словом-другим.
Михаил первым попрощался с дочкой, растерянные сослуживцы по очереди неловко склонялись к гробу, и поспешно отходили, кто привычно, кто кое-как не умеючи, крестясь. Поп с певчими вели службу, которая подходила к концу. Сердце резнуло ещё раз, на этот раз сильнее. Дина с тревогой глянула на пошатнувшегося Мишу, но тот стоял, лишь побледнев сильнее, чем прежде, чуть плотнее сжав губы.
Кто-то рассчитывался с певчими и попом, которые отнекиваясь, всё же взяли деньги и пакеты с тем, что им подали на обедню. Рабочие забили гроб, и аккуратно на верёвках опустили его в синюю глиняную яму. Глухо ударялись мёрзлые комья о доски, люди подходили, что-то произносили и отходили. Кто-то попробовал увести его, но Миша отстранился... Мягко, но решительно. Его оставили в покое. Дина, так и не решились подойти.
Рабочие закончили, робко посматривая то на оставшихся несколько соседей, то на Мишу, тот достал денег и не считая сунул старшему из них. С повеселевшими лицами, те затараторили слова благодарности и соболезнований, и быстро удалились, предвкушая полагающиеся сто граммов и барскую закуску. А снег всё усиливался, стена белой пелены была столь плотна, что в нескольких шагах было уже ничего не видно. Разошлись и соседи, кто-то надел шапку ему на голову, попытались увести, но он попросил оставить его. Падал снег. Как Аленька любила снег...
Они были не родные. Михаил был детдомовским, и Аленька. Познакомил их случай. Семь лет тому, идя с работы, он свернул в старый сквер, в котором в сентябре очень красивые аллеи. Задумавшись и шурша листьями, он мало обращал внимания на снующих вокруг людей. Погода стояла отличная, народу было много. Ещё работали качели-карусели, было слышно гудение их моторов, смех и визги детей, окрики суетящихся взрослых, с их вечным: «брось это», «не лезь туда», «вернись»...
Миша улыбнулся, почему-то вспомнилось своё, не очень ясно вырисовывающееся детство: огромный дом, размытые образы отца и мамы, их лиц он никогда не видел, как-то так вышло, что и фотографий от них не осталось. Он пробовал найти хоть у кого-то...
Сзади его толкнули. От неожиданности вздрогнув, и автоматически извинившись, он оглянулся. Сзади стояла кроха лет 4-5, и вопросительно смотрела на него, не мигая и серьёзно. Миша растеряно оглянулся (вот мамаши, дитё отбилось а им хоть бы что). Девочка с интересом осматривала его, Миша улыбнулся... Такими глазами женщины смотрят оценивая мужчину, подумалось ему. И от этой мысли он ещё больше улыбнулся. Девочка, приняв его улыбки в свой адрес, тоже улыбнулась и чему-то заливисто засмеялась. И тут же снова ткнулась ему в ноги. Миша совсем опешил, сразу перестав смеяться, ещё раз оглянулся, ни кто особо не был встревожен пропажей ребёнка. С мыслями, о невнимательности мамаш, он нагнулся к девочке: «Ты кто? Где твоя мама?» Девочка переменилась, буркнув: «Девочка я, разве не видно? А мамы у меня нету, и нету папы тоже… я – Мусина». Миша переспросил: «Мусина, это фамилия?»
- Неет же. Мусина потому, что нашу Мусю так зовут.
Выяснилось, что Муся, это их воспитательница с которой они здесь гуляют. Взяв девочку за руку, Миша повёл её искать горе воспитательницу.
Выскочившая из-за павильона молодая женщина набросилась сходу на Михаила: «Как вы смеете уводить ребёнка, я милицию позову. И как в плохих фильмах, тут же появились два ППСника... Лишь в отделении разобрались, что к чему, дежурный и не собирался извиняться, буркнув: «Могли и по шее дать, хорошо что ты мирным оказался. Ну всё, свободен». На выходе ждал взволнованный Димыч - начальник их отдела. Целую дорогу он возмущался всеми и всем, грозился написать в газету про халатную няню, и про милицию, хватающую добропорядочных граждан, и много другого... А Миша вдруг тихонько засмеялся, вспомнив ситуацию в сквере. -
- Знаешь Дим, давай в одно место подъедем. Радости Димыча не было предела. Он, услышав, что Миша хочет ехать в детдом, решил, что тот будет жаловаться на воспитательницу. Но его несколько смущала радостная, но вовсе не мстительная улыбка, не сходившая с лица Михаила...
После полугодовой беготни, нервотрёпки, сбора многочисленных документов, он привёл Аленьку в свою квартиру. Она нисколько не стесняясь всё обходила, осмотрела. Приметила кучу игрушек, но сделав шаг к ним, прошла в кухню, и только вернувшись с довольным видом, спросила глядя на игрушки: «И эта вся куча моя?!» С этого дня они стали жить вместе. Он - Миш и маленькая Аленька, в документах фигурирующая как Ольга Ивановна.
На работе подсмеивались, впрочем без ёрничания, спрашивая: «Ну как, кормящий папаша, справляешься»? Он отшучивался. Постепенно все привыкли, как и привыкли соседи. Аля, сразу расставила все точки, объяснив внутридворовой разведке, что она не родная дочка Миша (называла она, его именно так - Миш), но когда вырастет, то обязательно ею станет. А если кто дразнить будет, то она даст сдачи. После этого решительного заявления, её во дворе больше не расспрашивали...
Снег чуть поредел, и стал меньшим по размеру. Что-то коснулось ноги, Миша глянул вниз, около ноги сидел большой худенький котёнок, из «гадких гусят», весь нескладный и некрасивый, только мордочка выказывала то, что когда вырастит, будет красивый (ая) кот (кошка). Мимо воли Миш улыбнулся, вспомнив первую встречу с Аленькой. Сердце чуть кольнуло, но не так сильно как прежде. Поправив ленточки и живые цветы, он неторопливо пошёл к выходу...
Дина пришла сама, без приглашения. Они вместе работали некоторое время. Несколько раз встречались, но отношения как-то не складывались, то, возобновляясь, то сходя на нет. А тут, с появлением Али, Миша практически перестал общаться, за исключением дежурных фраз. Звонок в дверь был непривычен в это время, соседи не досаждали, проверяющие счётчики приходили в выходные с утра, коллеги предупреждали. В открытую дверь ворвался ворох пакетов, шариков, звук рычащего надсадно лифта, обрывки голосов и смеха. Дина, раскрасневшаяся с улицы, и от смущения объявила, что пришла в гости... Посмотреть, как они живут. Аленька, почти целый вечер возилась с гостей, знакомя, со своими игрушками, показывая свою комнату, зубную щётку с красивой держучкой (так называла ручку зубной щётки), и свою гордость - мягкую, пушистую пижамку. Миш наблюдал за ними, и тихонько посмеивался про себя: Дина категорически не желала детей, а тут с чужим ребёнком возится. Казалось всё складывалось отлично, но что-то во взгляде Аленьки насторожило, она под вечер явно утратила интерес к госте и демонстрировала, как она устала. Скомкано распростившись с Диной, Миш пошёл укладывать Алю. Та сидела, без каких бы то ни было признаков сонливости и усталости.
- Миш, а можно, чтобы Дина больше не приходила? И не дав спросить: «Почему»? Продолжила: «Она какая-то пластмассовая. Вот... Как наша Маша». Маша - это её самая большая кукла.
С Диной был разговор, трудный и тягостный. Вскоре она уволилась и перешла в другую организацию, они перезванивались, но и только...
Михаил остановился возле ворот кладбища. Поклонился и только тогда увидел, что котёнок, прибившийся к нему возле могилки дочки, не отстаёт. Бедолага, замёрзнет ведь. И смотрит то как, молчит и просто смотрит в глаза. В горле запершило, опять вспомнилась первая встреча с Аленькой...
В школе, во втором классе, ей первый раз стало плохо. Как водится, набросились на родителей, то есть на него. Мол, взяли ребёнка, не игрушка ведь, за ним уход нужен, кормить, а вы... Директор осеклась, поймав взгляд Миши. Сбившись, и сменив тон, начала читать лекцию о правильном воспитании и пр. Но и здесь сбилась, не встретив должного внимания со стороны «папаши»...
Оказалось, что виновато никакое ни питание, ни нагрузка в школе, ни занятия скрипкой. У Али был врождённый порок сердца, так сказал Георгич, а ему он верил. А ещё он сказал, помявшись, и усиленно вытирая очки, что Але осталось от силы года три, жизни.
И вот сегодня её похоронили. Снег снова лепил стену, такую плотную, что стало трудно дышать. Котёнок, пригревшийся под пальто, громко урчал, то мурлыча, то голодным животом. Миш придерживая его, шёл к дому.
На Новый год, кто-нибудь из сослуживцев переодевался Дед Морозом, учил роль и являлся с кучей подарков. И она всегда узнавала, невзирая на грим и костюм, кто это был, но никогда не говорила об этом Дедам Морозам. Как она любила снег. Именно такой: пушистый, огромными хлопьями ложившийся на руки. Миш поскользнулся, и чуть было не упал, котёнок, спасаясь, коготками ухватился за одежду, царапнув несильно тело...
У подъезда ждала Дина. Заплаканная и какая-то несчастная.
С тех пор, они жили вместе: Миш, Дина, шикарная трёхмастная красавица Муся... Нет, уже не трое, Дина носила девочку... Алю.