Валерий Хлевинский и его пёсокот Кузя

Текст: Мария Костюкевич

Биография
Валерий Михайлович Хлевинский – народный артист России, актёр театра и кино. Родился 14 ноября 1943 года в городе Горьком (сейчас – Нижний Новгород). Окончил Школу-студию МХАТ (курс В. Маркова). С 1969 по 2001 год служил в театре «Современник». Среди театральных ролей – Дулиттл в «Пигмалионе», Альфонс в «Трёх товарищах», Царевский в «Крутом маршруте», Михаил в «Мурлин Мурло». С 2001 года – актёр МХТ имени Чехова. Преподаёт актёрское мастерство в Школе-студии МХАТ. В числе знаковых киноработ — «Большая перемена» (Авдотьин), «Вечный зов» (Антон Савельев), «Следствие ведут знатоки. Ответный удар» (Валентин) и др.

Пусть Кузя не обижается, что это интервью началось необычно: не с его благородной кошачьей персоны, а с воспоминаний о всеобщем любимце спаниеле Джерри. Ведь, по семейному преданию, именно в кота Кузю переселилась душа покойного Джерика. И даже если скептики скажут, что такого не бывает, — но мы-то знаем! Иначе почему Кузьма по-собачьи приносит тапки хозяевам, играет в футбол и вообще предпочитает собак соплеменникам?

Его хозяин, известный актёр Валерий Хлевинский, очень гордится таким котом. А мы с Кузей в свою очередь будем гордиться знакомством с Валерием Михайловичем, хрустеть малосольными огурцами в уютной компании его родных, слушать актёрские байки и открывать для себя новые подробности его биографии: как служил в роте Почётного караула? Как относится к суевериям и что заставило его лечь в гроб? И чем дорог актёру язык жестов?

Декорации:
цветущий садик на ухоженной и гостеприимной даче Валерия Хлевинского. Временами идёт дождь.

Действующие лица:
Валерий Михайлович Хлевинский — народный артист России, актёр театра и кино.
Жена Алёна — хозяйка роскошных дачных роз и прочих красивостей.
Дети — сын Миша с женой Катей.
Кот Кузя, 4 года, дворовых кровей.

На гриле жарятся сосиски. Люди за столом предаются тёплым воспоминаниям. В унисон общему настроению мимо дефилирует дружелюбный Кузя, охотник за стрекозами и бабочками. Маршрут Кузи равен длине его привязи и пролегает между деревьями через половину хозяйского сада.

По наследству от Джерика

– Валерий Михайлович, будем считать, что история Кузи начинается с Джерика?
– Да. Сейчас принесу вам его последнюю фотографию… Джерик тут уже старенький — 15 лет, спокойный, на ручках сидит. Мороз тогда был... После Джерика был период такого... беззверья, скажем так. И вдруг дети находят у нашего дома в Москве котёночка. Они хотели его только покормить, но... Они про это расскажут лучше. И такая вот у нас получилась замена – Джерика на Кузю.

– Катя, Миша, вы же, наверное, не каждого котёнка подбираете?
– Мы вообще котят не подбираем. (Смеются.) Но Кузя хорошо показал себя — смелым и мужественным. Даже чересчур. Мы возвращались ночью с концерта, шёл дождь, и вдруг у подъезда нам под ноги бросился котёнок. Не знаем, сколько ему тогда было: глаза он уже открыл, но умещался на ладошке, и молоко из блюдца ещё не умел пить, захлёбывался. Миша сказал, что надо его покормить и выпустить обратно, на природу, к маме. (Смеются.) Так и сделали. Когда его спустили вниз, в подъезд, вокруг стали собираться и рассаживаться кошки. Пришёл какой-то противный ободранный кот (мы ещё смеялись — бывают же у кошек такие типажи), понюхал малыша и отпрянул. Следующим подошёл вожак — самый мордастый. А Кузя как даст ему по морде! Мы еле успели схватить котёнка, потому что все кошки разом бросились на него! И Миша сказал, что такого героя надо брать. И потом постепенно по повадкам он стал напоминать Джерика.

– Катя, что у Кузи от Джерика?
– Ну, я не думаю, что все кошки тапки приносят — причём никто его этому не учил. Мячик не просто ловит, а может принести к ногам. Джерик очень овощи любил. И этот от запаха варёной картошки впадает просто в маниакальное состояние. Пару раз даже залезал в кастрюлю лапой. И свёклу может есть — мы его как-то застали с «кровавой» мордой.

Но он нешкодливый кот, благородный, понимает команды. Вот, например, начинает драть что-то, скажешь строго «нельзя» — отойдёт. Нельзя так нельзя.

Бросок Льва Яшина

– Валерий Михайлович, а какие есть в Кузе ценные качества, за которые вы его уважаете?
– Наверное, за его самостоятельность — не зря говорят, что кошка гуляет сама по себе. Не будет он делать чего не хочет.

Котёнком был — просто прелесть! Помню, как в квартире в футбол играл. Стоял в коридоре на воротах вратарём: бросок, прыжок, и мячик хватал, прямо как Яшин!..

– Как мы видим, выгуливается Кузя хотя и сам по себе, но на шлейке. Почему?
– Мы его как-то выпустили, так он под забором к соседям пролез. К тому же на дачах бывает довольно интенсивное движение, кошек давят, поэтому мы не рискуем выпускать Кузю одного. Он тут не скучает – охотится на бабочек, стрекоз. Белку как-то на яблоне ловил.

– Кому из членов семьи Кузя отдаёт предпочтение?
– Он ребят очень любит, и Алёну, конечно. Она допоздна ухаживает на даче за своими цветами-камнями, и поэтому утром поздно встаёт. А Кузя ждёт, когда она проснётся и станет его кормить. То лапочкой её тронет, то потопчется: «Давай, подруга, уже пора». В общем, будит потихонечку.

– Во МХАТе есть кошколюбы, которые могут поддержать разговор о Кузе?
– Есть, конечно. Кстати, у нас по театру ходят кошки, и их даже отгоняют от сцены, потому что если во время действия кошка пройдётся по рампе… Как говорится, кошку не переиграешь! А у девочек в репконторе висит большой стенд, и на нём — фотографии кошек и собак наших актёров. Многих любимцев, я думаю, уже нет на свете. И Джерик мой там висит.

– А Кузя?
– Кузи там пока ещё нет. Но он всегда со мной — в мобильном телефоне.

«Отец гордится сыном!»

– Расскажите о ваших родителях.
– Мои папа и мама были глухими. Папа оглох в шестнадцать лет, а мама в пять. Она наелась снега с сосульками и заболела, а папа провалился в прорубь... Он говорил лучше, потому что всё-таки до шестнадцати лет слышал, так что только иногда ударения неправильно ставил. А мама прекрасно по губам понимала — даже в профиль считывала. Я помню, школьные товарищи к нам приходят: я отвернусь, скажу что-нибудь матерное, а она: «Валерка, ты что ругаешься?».

Образование у родителей было рабфаковское. Мамочка знала наизусть «Евгения Онегина», любила петь «Кто там в малиновом берете с послом испанским говорит?».

С детства я знаю язык жестов. Моя сестра, Вера Михайловна, даже работала на телевидении сурдопереводчиком — до тех пор, пока этих уникальных профессионалов не заменили бегущей строкой. Но ведь не все так быстро читают! Обидно и некрасиво: во всём мире есть сурдоперевод, а у нас его убрали.

– А желание стать артистом было с детства?
– Наверное... После школы я поехал поступать в Школу-студию МХАТ, и был настолько наивен, что даже не знал о других учебных заведениях — «Щепке», «Щуке», ГИТИСе. Второй тур я не прошёл, вернулся домой во Владимир и устроился учеником токаря. Родители состояли в Обществе глухих (папа был его председателем), где была своя самодеятельность. Руководитель их кружка сказал мне: «Валерка, покажись-ка директору Владимирского театра...». И меня взяли. Однажды в театральном журнале я прочёл, что после многолетнего перерыва в городе Горьком вновь открылось театральное училище. Я упросил директора театра отпустить меня на экзамены, и был принят. Так как у училища даже не было своего здания, мы занимались актёрским мастерством в каретном сарае Художественного музея. Проучился семестр, и меня призвали в армию. Пришлось идти.

– Ну, служили-то вы в неплохом месте...
– Да, я служил в роте Почётного караула. Там требовался определённый рост, не ниже 178, и внешние данные, чтоб челюсть вот такая была. (Показывает.) А у меня рост — метр восемьдесят пять. Так что прошёл… Мы встречали высоких гостей в аэропортах, на вокзалах. Провожали вождей в последний путь из Колонного зала и в кремлевскую стену уносили их пепел… В общем, много чего повидал.

А потом, на этой службе тоже нужно было быть немного актёром. Что-то изображать, подбородочек выше и всё такое прочее. Выдержку тренировало. И, кроме того, в армии были курсы, чтобы подготовиться в институт, и туда отпускали тех, кто хорошо служил. Я снова отправился в Школу-студию МХАТ — в сапогах. Так и началась моя актёрская карьера.

– Наверное, мама с папой гордились сыном...
– Когда папа работал инструктором на Владимирском тракторном заводе, я снялся в «Вечном зове». И знаете, в заводской газете появилась статья, которая так и называлась: «Отец гордится сыном!». И ещё одну вещь вспомнил: когда я учился в Горьком, снимался фильм «Течёт Волга» по заказу французов, и я там снялся в эпизоде с текстом. И когда уже в армии меня отпустили в увольнение и приехали папа с мамой, мы пошли в кинотеатр «Мир», что рядом с цирком, смотреть этот фильм. И вот смотрим, я сижу рядом с папой и мамой, в шинели, и вдруг — мой эпизод! Родители меня так за руку крепко сжали... ничего не говорят, просто за руку держат: «Валерий!..». Хотя до этого они мне ещё рассказывали, что «мы тебя видели по телевизору!» — это когда мы стояли на Красной площади линейными.

Чёрная кошка и гвоздик в кулаке

– Как вы поступаете, когда вам переходит дорогу чёрная кошка?
– С детства был проверенный способ: говоришь «Раз, два, три» и кулачком стучишь. И всё. Англичане вообще считают, что чёрная кошка — это хорошо. Напрасно на чёрных баллоны катят. Они же как пантеры!

– Валерий Михайлович, если продолжить разговор про суеверия: ваши персонажи не раз погибали в кадре — в «Вечном зове», в «Красной площади»... Вы спокойно относитесь к таким съёмкам?
– Да, в «Красной площади» я не просто был убит, а мне ещё пришлось лежать в гробу в Центральном доме Российской армии. Причём в сценарии этого не было, и, честно говоря, я долго не соглашался, но меня уговорили. Я позвонил батюшке, и он меня благословил. Перед съёмкой я принял стопочку. Приезжаю. Стоит гроб на постаменте, рядом караул: Андропов, Черненко и т. д. — актёры в гриме. «Ну, — говорят, — залезай!». Я полез, подушечку поправляю, а там уже бутылку коньяка положили и лимончик. Ну, я лежу. Первый дубль. Раз! — рюмочку опрокинул. Потом обед был, за обедом ещё приняли. В гробу-то лежать не очень ловко. Наконец кричат: «Съёмка закончена! Выньте Хлевинского из гроба!».

– Мне кажется, что служба в Почётном полку воспитывает железную выдержку, которая никогда не помешает профессиональному актёру. Думаю, что знаменитые «расколы» на сцене вам не страшны. Так ли это?
– Меня пытались «колоть», когда я ещё был мальчишкой во Владимире. Спектакль назывался «Детям до шестнадцати». Я стоял лицом к залу, а мой партнёр — спиной, и что-то смешное мне наговаривал. Чтобы не расколоться, я брал в кулак гвоздик и сжимал его так, чтобы было больно.

– Сами придумали?
– Сам. А так вообще раскол происходит неожиданно, из-за каких-то нелепостей. Помню, в том же Владимире я играл адъютанта Лазо. Пока на сцене шли переговоры, мы с парламентёром сидели на дереве и разговаривали. И вот на очередном спектакле я поворачиваюсь, а его нет. Только ноги торчат – он куда-то свалился. Уж не помню, как я вышел из этого положения.

А вообще сам я не раскалываю, у меня все серьёзно. Просто некоторые этого «серьёза» не выдерживают. (Смеётся.)
Ноябрь 2011 г.