Мой золотой котёнок

На свое 20-летие мой сын захотел в подарок щеночка или котенка.
Со своей тогдашней девушкой Таней он поехал на Птичий рынок и купил там шестинедельного белоснежного котенка-экзота. И с этим котенком и с Таней приехал ко мне прямо к праздничному столу (сын жил отдельно, но свои дни рождения предпочитал справлять у меня).
Котеночек был похож на курносого ангела: малюсенький, нежный, пушистый, невесомый. Такое живое родное облачко. Розовый носик был сухим и горячим, а теплая шерстка — спутанной и растрепанной.
Я взяла котенка в руки — он умещался на ладошке — и услышала, как часто и тяжело он дышит. Поставила его на ковер — он посмотрел сквозь меня пустым взглядом и плюхнулся на бочок.
- Ребят, поздравляю вас, — сказала я, — вы купили больное животное.
- Прикольный, правда? - откликнулась из-за стола Таня, подцепляя вилкой кусок семги, — я его сразу выбрала. Он такой милый лежал -самый грустный, самый маленький. Да вылечим мы его! Не парьтесь, тетя Жанна!
- Не парься, мама! — подтвердил сын, — моя Танюша разбирается в животных и их болячках. Все будет окей!
* * *
Через две недели сын позвонил и сообщил, что они с Таней расстаются и он намерен переехать назад в родные пенаты.
- Котенок ваш как поживает? — спросила я.
Повисла пауза.
«Але!» — позвала я.
- Она возила его к врачу, — сказал сын неуверенно, — там ему, кажется, сделали какие-то уколы. Я не знаю подробностей, я был на гастролях две недели. Приехал — в квартире холод, грязь, вонь, ни еды, ни воды. Сапоги резиновые в ванне плавают…
- А котенок? — напомнила я.
- Ну — вроде нормально, — совсем скис сын, — но он все время лежит почему-то. Не ест, не пьет, не встает.
-А вы кормить его пробовали? — поинтересовалась я.
-Таня ему все время кефир наливала. И консервы. Но он их не ел. Они засохли. И кефир был засохший, когда я приехал.
«Фашисты," - подумала я. Но вслух ничего не сказала. Прости меня, Господи, за мою тогдашнюю слабость и злость.
* * *
Сын привез свои вещи, вывалил в коридоре гору из кофров, чемоданов и сумок. Потом вручил мне кошачью клетчатую переноску. Я расстегнула ее дрожащими руками.
Из переноски мне на ладони выпал невесомый прозрачный котенок.
Его брюшко было мокрым, липким и грязным.
Котенок поднял головку - из его глаз текли ярко-красные кровавые слезы. Носик тоже был в кровяных подтеках.
Я коснулась его спинки и отдернула руку: моя ладонь вместо позвонков нащупала острые-преострые костяные шипы. Я подула в шерстку — так и есть: из розовой кожи, едва не прорывая ее, выступали, как гребень дикобраза, треугольные костяшки-иглы. «У него переломаны кости," - с ужасом подумала я, звоня в ветеринарную скорую помощь.
* * *
-Ну что вы, кости абсолютно целы, — сказал приехавший врач, — просто у него дистрофия в последней стадии. Полное отсутствие подкожно-жировой клетчатки.
- Отчего это? — похолодела я.
-Он есть не может. И пить тоже. В этом причина.
- А почему? — спросила я, чувствуя, как земля уходит у меня из-под ног. Я всегда в минуту опасности становлюсь слабой и беспомощной, как котенок в последней стадии дистрофии.
- А вы на горло его посмотрите, — сказал врач, — видите, какой красный зев?
Я заглянула котенку в ротик и увидела, что передняя половина неба была розовой и блестящей, а задняя — малиновой и мутной.
-Что это? — отшатнулась я.
- Не знаю, — пожал плечами врач, — может, вирус какой, а может — опухоль. Носоглотка воспалена, перекрыта, сосуды полопались. Отсюда и кровь в глазах.
- Прооперировать можно? — глухо спросила я.
- Ну что вы, — сказал врач раздраженно, — в нем весу живого грамм двести, не больше. Какая операция. Лучше согрейте его чем-нибудь. Тряпку в коробку постелите и грелку положите.
Увидев мое выражение лица, врач смягчился: — Таблетки я вам оставлю хорошие, сильные. Если сможете — давайте по четвертушке каждые четыре часа. Может, и выживет. Чего в жизни не бывает…
* * *
Закрыв за врачом дверь, я отнесла котенка в ванную и аккуратно смыла с живота и лапок жидкие испражнения.
Но как только я промокнула его тельце мягкой салфеткой, котенок виновато посмотрел на меня и тоненько, тихонечко пукнул. Желтая свежая пена мгновенно растеклась по его лапкам и моим рукам.
- Не смущайся, брат, — подбодрила я сконфузившегося котенка, — я тебя сейчас снова помою. А потом еще раз, если надо будет. Ты, главное, не переживай. Все у нас будет хорошо.
-Не будет, — ответил котенок, и очередная алая слеза выкатилась из печального голубого глаза, — ты же слышала: врач сказал, что я скоро умру.
- Скажешь тоже, — возразила я, — укутывая котенка в дочкину байковую пеленку, а затем в старый меховой воротник, — я тебе сейчас грелочку положу, а потом мы с тобой покушаем…
- Не получится, — покачал головой котенок, - у меня так болит живот, сердце и горло, если бы ты знала. Знаешь, — глаза котенка снова наполнились слезами, — мне так страшно умирать: без мамы, голодным, больным, в чужом доме…
- Ах ты, бессовестный! — я сделала вид, что разозлилась, — значит, мой дом для тебя чужой?! И не стыдно тебе после твоих слов? После всего, что я для тебя сделала?!
Котенок не ответил. Я увидела, что он заснул, прижавшись к грелке. Ему снились мама, братья, сестры, долгая сытая жизнь и счастливая кошачья старость.
* * *
Коробку с котенком я поставила на стол в кухне. Сама села рядом - дежурить. Котенок был в жару, часто дышал с открытым ртом, как собака, на прикосновения не реагировал.
Я намочила палец и смазала котенку язык. Реакции — ноль. Я взяла пипетку, набрала в нее каплю воды и впрыснула котенку в рот. Он поперхнулся, закашлялся, пол-капли выплюнул, но пол-капли все-таки проглотил. Широко открыл глаза, тщательно облизнулся.
«Ура," - подумала я. Подождала пятнадцать минут. Затем взяла таблетку, оставленную ветеринаром, раздавила ее ложкой, отделила одну крупицу и растворила в наперстке воды. И втянула в пипетку каплю этого раствора. И осторожно, медленно впрыснула котенку на язык.
-Что это за гадость? — скривился котенок, отплевываясь и облизываясь — зачем ты надо мной издеваешься?
- Потерпи, милый, так надо, — сказала я, вновь наполняя пипетку, — это обезболивающее лекарство, тебе скоро станет легче и я смогу тебя покормить.
* * *
Через час я вскипятила ложку молока, остудила, набрала в пипетку одну каплю и влила котенку между зубов. Когда котенок пытался проглотить молоко, внутри его что-то поскрипывало и посвистывало.
Так и прошла ночь: под тусклой лампой на кухне и под бормотание телевизора, который помогал мне бодрствовать. Через каждые пятнадцать минут поочередно капля лекарства - капля молока. Правильно ли я делала, я понятия не имела. Но я твердо знала, что не дам котенку умереть.
* * *
Утром муж принял у меня «дежурство». «Иди поспи," - сказал он. «Запомни: капля молока — капля лекарства!» — напоминала я, проваливаясь в сон.
* * *
Я проснулась через три часа и первым делом бросилась к котенку. Он был квелым, но не спал, и увидев меня, скрипуче, хрипло-ржаво мяукнул! «Да ты, оказывается, баритон," - засмеялась я.
К вечеру я рискнула увеличить дозу молока: я вливала котенку уже не по одной, а по три капли!
А ночью, когда все уснули, я на свой страх и риск решила изменить рацион: я взяла крошку телячьего фарша величиной с горошину и размазала ее по небу котенка. В следующую секунду я едва не ослепла от боли: острые мелкие зубы впились мне в подушечку пальца. Котенок, судорожно пытаясь проглотить фарш, с ужасом смотрел, как четыре алых капельки крови выступают на моей коже и тяжелыми струйками скатываются вниз.
«Смотри, что ты наделал!» — я сунула палец котенку под нос. Котенок не растерялся и начал тщательно слизывать мою кровь. Я засмеялась, выхватила котенка из коробки, расцеловала в нос, глаза, уши и живот. Котенок висел у меня на руке, растопырив лапы с розовыми коготками, и смотрел на меня с изумлением, как на сумасшедшую.
* * *
Следующие два дня котенок возвращался к жизни. Он еще не ходил, но уже пытался сесть в своей коробке и посмотреть за ее пределы. У него это плохо получалось, он быстро уставал и засыпал, плюхаясь на бок, как подкошенный.
Я кормила его с руки вареной курицей, яйцом, мясом. Поила из пипетки водой и молоком. По крошечкам, по капелькам, по крупиночкам.
* * *
На четвертые сутки муж запек осетрину с молодой картошкой в сметане. Сказать, что это было вкусно — не сказать ничего.
Порция на моей тарелке была огромной. Я наслаждалась роскошным ужином, коробка с котенком по-прежнему стояла рядом со мной на кухонном столе.
Я не заметила, как выронила вилку, нож, не заметила, как уснула, положив голову на салфетку около тарелки.
Проснулась я от громкого чавканья. Оно раздавалось прямо над моим ухом. Открыв глаза, я увидела своего котенка в моей тарелке с осетриной. Он, твердо стоя всеми четырьмя лапами по шею в сметане и с петрушкой на хвосте, с жадностью ел мою рыбу и не обращал на меня никакого внимания.
* * *
Еще через неделю котенок носился по дому и пытался играть со всем, что попадалось ему на пути.
Я заметила, что его пузо раздулось и при похлопывании звенело, как мяч.
В интернете я прочитала, что раздутый живот мог быть признаком вирусного асцита.
Я повезла котенка в клинику. Тот же врач, что приезжал к нам домой, не поверил своим глазам: — Это тот самый кот? Не может быть! Асцит? Да какой там асцит! Вы перекормили его сверх меры! Он же еле прыгает от обжорства!
* * *
Вчера моему коту Дэнни исполнилось восемь лет. Он не совсем здоров — у него врожденный порок сердца. Он не может долго бегать и много играть.
Но это удивительно умное, доброе, тактичное и интеллигентное животное - покладистое и не капризное. Он не дерет мебель и стены. Он не привередлив в еде и обожает гостей — всех без разбору. Когда незнакомый человек приходит к нам в дом, Дэнни встает на задние лапы, пытливо всматривается гостю в лицо, а потом дожидается, когда гость сядет за стол и можно будет прыгнуть к нему на колени. С мужчинами он ведет себя сдержанно и уважительно, а вот женщин пытается умыть: старается слизать помаду с губ, румяна со щек и тушь с ресниц.
А еще он любит мою шкатулку с бижуттерией. Стоит мне ее открыть, как Дэнни старается схватить зубами первые попавшиеся бусы и утащить их к себе в укромный уголок.

© Садистка Пародистка