ЗАКОНОПОСЛУШНЫЙ ГРАЖДАНИН.  Максим Савельев

Сегодня ранним утром заявляется доча моя, и, состряпав озабоченную физиономию, вещает:
— Ах, папА... Что ни день, то новые ужасы! Указом парламента решено всех домашних животных, за исключением аквариумных рыб, предоставить в районное отделение полиции на освидетельствование. Для оформления некоего спецпаспорта! Процедура состоит из фотографирования питомцев в фас и в профиль, а также снятия отпечатков лап... В противном случае участковый уполномочен изымать незарегистрированных «хвостов» до выяснения! Займись этим, папа! Я в колледж. Целую! Пока!

Надо отметить, что в моём жилище обитают два полоумных кота. Позвонив на работу и сообщив в деталях всю важность предприятия, как законопослушный гражданин, я начал действовать.
Наскоро побрившись, испив кофию и надев штаны, побрёл я в подвальное помещение изыскивать специальную сумку для возможности безопасной транспортировки котов и ограждения оных от негативных явлений окружающей среды мегаполиса. Прокопавшись в кромешной тьме с четверть часа, уронив на себя какой-то старый пыльный чемодан и мешки с различным (весьма в жизни необходимым) трихомудием, наконец-таки я нашёл то, что искал.
Вымывшись, переодевшись, пропылесосив спецсумку и вновь испив кофию, я начал спецоперацию по излавливанию котов, которые, узрев ненавистную им с детства тару, затарились по углам и притихли. Напрасны были все уговоры и посулы! Пришлось снова включать пылесос и, шаря под диванами и шкафами, определять таким образом место их локации. Коты сопротивлялись, громко орали и в полицию ехать не желали. Минут через сорок, измаявшись и вспотев от погони, мои трясущиеся и исцарапанные руки застёгивали молнию на сумке, из которой грустно взирали на меня четыре огромных печальных глаза.
Приняв душ, заново переодевшись, и, опять-таки, испив кофию, я взял тару с котами и направился к выходу. Поездка в автобусе сопровождалась заунывной котячьей балладой, заглушая ещё более заунывный, льющийся из динамиков, «Отель Калифорния». В гражданах, ехавших на работу, такой дуэт эстетического чувства не вызывал и умиления не предполагал испытывать.

Прождав в приёмной полтора часа, я, наконец, зашёл в кабинет зам. начальника и, поставив ему на стол сумку с уже охрипшими от стенаний котами, саркастично-торжественно произнёс:
— Вот, господин начальник... Это вам!
Откинувшись на спинку кресла и часто заморгав поросячьими глазёнками, начальник выдавил:
— Ну спасибо, конечно, уважаемый... А вы от кого?
— От хрена моего! — не выдержал я и высказал всё, что думал о парламенте и его маразматических указах, о всех реформах и законодательстве — вообще и в частности.

Часа три меня и котов продержали в клетке до выяснения личности. Слегка оштрафовали, сообщили о моём буйном нраве на работу и, описав содержимое сумки и карманов, отпустили на волю. Домой, грустный и задумчивый, я шёл пешком.
На столе я нашёл записку, на которой нервическим почерком моей развесёлой доченьки было начертано: «С первым апреля, папа! Я пошла гулять».
Заварив успокоительных трав, я сидел в кресле, а возлегающие на фортепиано коты, смотрели на меня и в их прищуренных глазах ясно читалось: «Ну что, лопух... Съел?»
Взяв на руки чрезмерно лохматого сибирского кота Кузю, я нервно стал вычёсывать его специальной щёткой (говорят, успокаивает). Вычесав приличный ком кошачьего пуха, я посмотрел на него и мне подумалось: «Ах, доча-доча, благо, что ты не аллергик, а то бы я связал тебе, пожалуй, НОСОЧКИ».