ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ ЖИЗНЬ. Ольга Суслина

На столе у Женьки стоит фотография. Ничего особенного: белая рамка, блеск стекла, а за стеклом кошка. Свернулась клубком, морду лапой прикрыв, и смотрит одним глазом лукаво. И такая любовь в этом глазу плещется, что каждый, кто эту фотографию видит, замирает. И дышит часто-часто. Надрывно. И чувствует себя неуютно, будто в замочную скважину подглядывает, за которой чужое счастье живет. Яркое, мягкое, доброе — такое, что зависть берет.
И лишь близкие люди знают, что счастье это в кошачьих глазах Женька зубами выгрызала. Ночами не спала. Все слёзы выплакала, но своего добилась. И Ниндзя, та самая кошка с фотографии, стала лишь началом Женькиного пути. Тем самым первым стартом, к которому профессиональные спортсмены в минуты слабости возвращаются, и где черпают силы на следующий, на пределе сил, рывок.

*****
А начиналось всё обычно. Банально начиналось. Далёкой от животных Женьке вдруг ни с того ни с сего захотелось кошку. Такую, чтоб была только её, Женькина. Чтоб мурчала сутками напролет, ладони замёрзшие грела и, свернувшись клубком, шаловливо подёргивая кончиком хвоста, прогоняла плохое настроение.

И одним пасмурным осенним днем, потуже завязав на шее вязаный шарф, Женька отправилась в кошачий приют, еще не догадываясь, что совсем скоро её жизнь изменится навсегда.
Кто-то, наверное, скажет, что любви с первого взгляда не бывает. А уж влюбиться в тощий шипящий клубок, словно колючками пестривший рыжими подпалинами, и вовсе нельзя. Но Женька влюбилась…
Вот так – с первого взгляда. С первого вздоха и оставленных на руке красных отметин. Сгребла эту свою дикую любовь в охапку, затолкала в пластмассовую переноску и, совершенно не обращая внимания на доносившиеся оттуда грозные вопли, со всех ног припустила домой.
И всю дорогу гнала из головы назойливые мысли, что не справится. Что скитавшаяся всю жизнь по улицам кошка, руками сотрудников приюта «Муркоша» получившая шанс на нормальную жизнь, так и останется дикой. Пугливой. Не верящей. Что налипшие к кошачьей душе шрамы ни одним шампунем не смоешь, а уж разбитое людским равнодушием сердце и вовсе никогда не склеишь.
Но любви разве прикажешь? Тем более такой, что с первого взгляда…

И полетели дни. Каждый следующий длиннее предыдущего. Всё в этих днях было: и упрямство человеческое, и недоверие кошачье. И руки, в кровь исцарапанные, и шерсть колючая, ершистая. И взгляды, вызовом наполненные, того гляди вспыхнешь от них спичкой подожжённой.
Но Женька не сдавалась. И спустя месяц Ниндзя оттаяла. Поверила. Спрятала иголки и, свернувшись клубком на хозяйских коленях, впервые замурчала, отфыркиваясь от падающих на неё сверху прозрачных обжигающих слёз.
Казалось бы, вот оно счастье – хватай руками, гладь спинку пёструю, тони в глазах мшистых и радуйся.

Да только от прошлого все равно не спрячешься. И однажды Ниндзя заболела. Сказались на хрупком здоровье старые невзгоды. Подкосили расслабившееся от любви сердечко и счёт пошел на месяцы. Женька боролась. Моталась по клиникам, колола уколы, сгребала любимицу в охапку и всё шептала: «Справимся».
Заглядывала в раскосые глаза как в омуты, зарывалась в мягкую шерсть пальцами и каждой клеточкой тела чувствовала идущую от кошки любовь. А с любовью — и благодарность. За яркое, тёплое, пусть и несправедливо короткое счастье…

Ту самую фотографию Женька сделала в день Ниндзиной смерти. Слишком ярко блестели тогда кошачьи глаза. Слишком счастливо. Такая любовь в них плескалась, что Женька не устояла. В каком-то отчаянном порыве схватила фотоаппарат и, поцеловав сильно похудевшую от болезни кошку, нажала на затвор.
А потом долго-долго смотрела на получившийся снимок, размазывая по щекам горькие слезы отчаяния, и всё просила время остановиться. Переиграть. Отмотать назад как чёрно-белую пленку и позволить все начать сначала.
Но время к Женькиным просьбам осталось неумолимо. А вот вставленная в белую рамку фотография неожиданно придала сил…

*****
Грузин и Валери – два старожила того же приюта, куда Женька отправилась почтить память умершей любимицы, привыкали к новому дому долго. Всё смотрели на Женьку недоверчиво, фыркали.
А ночами, словно заправские разведчики, тихонько запрыгивали на кровать и трогали спящую девушку лапой. Женька не сердилась — напротив. Смотрела ласково, подбадривала, обещала. И в какой-то момент ввинтилась в кошачьи сердца, подобно штопору в винную пробку, да так там и осталась.
И, казалось бы, жить им теперь тесной компанией и радоваться, вот только как-то поздно вечером дорогу Женьке перебежала худая кошка. Грязная, потрёпанная, но удивительно похожая на ту самую, первую, бесконечно любимую ею Ниндзю.
И Женька поняла – надо спасать. Опережать время, выцарапывать у судьбы годы кошачьего счастья, пока они ещё есть. И весь вечер ползала по двору на коленях, заглядывая в продухи подвала. Ходила вокруг расставленных по двору машин, кыс-кыскала.
А потом, отмыв с горем пополам пойманного найдёныша, спеленав животное в махровое полотенце, до рези в глазах смотрела на стоящую на столе фотографию и готова была поклясться, что свернувшаяся на ней клубком кошка улыбается.
Найти дом Фруттелле, так Женька назвала кошку, помогли ребята из приюта. Так же, как помогли устроить счастливую жизнь Морковкину, Бамблби, Женуарии…
И ещё двум десяткам хвостатых, в чью уличную беспросветную жизнь ураганом ворвалась по крупицам меняющая этот мир к лучшему Женька.​

И если кто-то спрашивает её, для чего она это делает, почему не останавливается и упрямо день за днем рвётся спасать чужую жизнь, Женька молча протягивает человеку, задавшему вопрос, фотографию. Ту самую, в белой рамке, со свернувшейся клубком кошкой.
А потом бережно достает из-за стекла снимок и, повернув обратной стороной к оппоненту, счастливо улыбается, пока он,​ задерживая дыхание, читает вписанные на обороте имена Женькиных спасёнышей, в каждом из которых живет частичка той самой, первой кошки – Ниндзи, которой сегодня, подобрав на улице полуслепого котенка, Женька подарила тридцать первую жизнь…

Ольга Суслина, волонтер Adoption центра для кошек «Муркоша»