Шекспир

Ветер стучал в окно. Гонял по небу свинцовые тучи. Игорь, худой, лысоватый парень двадцати девяти лет, едва успел забежать в подъезд, как первые дождевые капли ударили по бетонному козырьку. Поднявшись на третий этаж, он отпёр дверь квартиры, разулся, прошёл на кухню и стал бережно на столе разворачивать из газетных обёрток две синие кружки тонкого с золотым орнаментом фарфора.

— Светуль, иди сюда. Красоту покажу, — позвал он жену.

Света, светловолосая, не накрашенная, а потому бледная, в белом же атласном халате, вышла из комнаты с пилкой в руках и, прислонившись к дверному косяку, с лёгкой брезгливостью в голосе спросила, показывая мизинчиком на свёрток:

— Это что?

— Кружки. Чешские, — ответил, светясь от радости, Игорь.

— А принёс зачем?

— В каком смысле?

— Да в самом прямом. Зачем нам старьё?

Игорь, опешив, опустился на табуретку:

— Света, ты не поняла. Это материны. Наша семейная реликвия.

— Да я поняла, поняла, но две штуки — это не набор, а так, непонятно что. Их даже поставить некуда.

Муж нахмурился:

— Ты ещё скажи хлам!

— Если честно, то да, хлам!

— Это не хлам и не старьё! — Игорь подскочил, опрокинув табуретку. — Это память о матери, о брате, о моём детстве, в конце концов!

Оторвавшись от дверного от косяка, Светлана прошла к окну, встала к нему спиной и, скрестив руки на груди, с вызовом произнесла:

— Ага, давай ещё из квартиры музей устроим!

От этих слов у Игоря застучало в висках:

— Свет, ты сейчас не перегибаешь, не?

Жена скривилась:

— Ой, только, пожалуйста, без театральных жестов!

Игорь стиснул зубы.

— Я тебя услышал, — процедил он и принялся обратно упаковывать кружки в газетную бумагу. Затем хлопнув дверью, вышел из кухни.

— Я же просила, без театральщины! — услышал он вдогонку.

Про театр жена, конечно, зря сказала, а про кружки — тем более.

По субботам Игорь занимался в народном театре. Господь не наградил его огромным талантом, самое большое, что доверял ему режиссёр — это играть второстепенных персонажей в классических постановках, что вызывало насмешки жены: тоже мне, Актёр Актёрыч нашёлся!

Света вообще была остра на язычок. В минуты раздражения могла ляпнуть что-нибудь едкое, отчего у мужа закипал мозг. Потом извинялась, говорила, что не со зла, что, мол, на эмоциях. Но сегодня она затронула тему, которую затрагивать точно не следовало.

Отец Игоря ушёл к другой женщине сразу после его рождения. Появлялся крайне редко, не помогал. Воспитанием Игоря занимался его старший брат Мишка. Мать отчего-то стыдилась подавать на алименты, поэтому жили они скромно. Чтобы поднять двух сыновей, она работала, порой, в двух-трёх местах, но денег вечно не хватало. Всё своё детство Игорёк донашивал за старшим братом одежду и обувь, доигрывал его игрушками. Мать говорила: «Не голодаем, слава богу, и то хорошо».

Проблеск на лучшую жизнь появился, когда Мишка после восьмого класса пошёл учиться на сварщика в ближайшее ПТУ. Мать была счастлива: в училище старшего сына одевали, кормили, платили даже небольшую стипендию. За успешное окончание второго курса его от района отправили по путёвке в Чехословакию. Оттуда-то он и привёз шесть чайных пар из костяного фарфора с замысловатым орнаментом. Счастливое лицо матери, распаковывающей круглую коробку с сервизом, Игорь запомнил на всё жизнь.

А ещё Мишка привёз блок жевательной резинки «Педро» с мультяшными вкладышами, и пока блок не закончился, Игорёк был самым важным человеком в школе.

Семь лет назад брат погиб в автомобильной аварии. А вчера было ровно девять дней, как не стало матери. Разбирая вещи в её квартире, Игорь наткнулся в шкафу на коробку с двумя кружками.

Нет, не стоило жене говорить про хлам...

Игорь похлопал себя по карманам: ключи, телефон, кошелёк на месте. Прошёл в спальню, сгрёб из комода в дорожную сумку свои вещи на первое время, обулся в коридоре и, ничего не сказав жене, закрыл входную дверь.

Спустился на улицу. Быстро начавшийся дождь также быстро пролился, едва замочив асфальт. На душе было скверно. Чтобы унять мандраж в руках, достал пачку сигарет, поискал зажигалку, но вспомнив, что она осталась в другой куртке, спрятал сигареты. Возвращаться домой не хотелось.

Что делать? куда идти? — он не представлял, уходить из дома с вещами как-то не планировал. Всё получилось спонтанно.

Пойти к друзьям? Нет, не вариант.

Друзья у них со Светкой были общие. А это значит, что заявись он кому-нибудь в гости, пришлось бы долго объяснять, почему у него с собой сумка и почему он не хочет идти домой. В двух шагах, правда, пустовала материна квартира, но Игорю с трудом представлял как он будет там ночевать один. Сегодня днём наводя в квартире порядок, он каждую минуту ждал, что дверь вот-вот откроется, и на пороге с тяжёлой одышкой появится мать:

— Ой, сынок, — скажет она и улыбнётся так словно у неё нет и никогда не было смертельных болячек.

Игорь стиснул зубы, к горлу подкатился комок. Порыв холодного ветра едва сорвал с головы капюшон. Придерживая его рукой, Игорь почувствовал, как в кармане брюк завибрировал телефон. Звонила Светка. Он сбросил. Жена позвонила ещё раз, Игорь вновь нажал отбой, после чего выключил телефон.

Он посмотрел на часы: была уже половина седьмого вечера, пора бы поужинать. Поправив на плече сумку, поплёлся в районный Дом культуры, где в полуподвале работало театральное кафе.

…В зале тихо играла инструментальная музыка. Знакомый официант скучал рядом с барной стойкой. Увидев посетителя, он двинулся было в его сторону, но Игорь лишь махнул рукой:

— Пельмени и салат.

Заняв первый попавшийся столик, он бросил сумку на соседнее кресло, снял куртку, осмотрелся.

По выходным в кафе устраивались театральные «субботники» и «воскресники», когда актёры народного театра со сцены читали монологи из спектаклей и показывали антрепризы. В такие дни в зале было не протолкнуться, столики бронировались заранее, официанты сновали с заставленными подносами, лавируя между посетителями. Сегодня была среда и зал был пуст, что Игоря как раз устраивало.

Едва он наколол вилкой первую пельмешку, как в дверях прогремел знакомый бас:

— А вот и он, надежда русского народного театра!

Игорь обернулся. Бас принадлежал Валентину Вяткину, тучному актёру, игравшему в спектаклях дородных купцов и бояр. На нетрезвых ногах, тот приблизился к Игореву столу и, размахивая руками, продекламировал:

Что, друг, ты голову повесил?

Туга печаль гнетёт тебя?

А помнишь, были мы повесами?

Э-э-э... Как, бишь, его... Забыл слова!

— Привет, Валя! — Игорь кисло улыбнулся, — присаживайся.

Вяткин с шумом опустился в кресло напротив.

— Друг, рад тебя видеть! А покрепче есть что-нибудь? — спросил он, заглядывая в тарелки. — Это чай? Ты шутишь? Под пельмени только хлебное вино. Эй, человек! Тащи сюда запотевший графин!

— Валентин Степанович, — не вставая со своего места, произнёс официант, — директор запретил отпускать вам в долг.

Исполнитель бояр и купцов поморщился:

— И здесь душат! Но, верю я, падут оковы... чего-то там... тьфу! Опять забыл... Рюмку хоть налей, сатрап!

— Не могу, увы...

— А борзыми щенками возьмёшь? — спросил Валентин, озорно подмигивая Игорю, дескать, сейчас будет хохма. Огромной пятернёй залез себе за пазуху и достал писклявого котёнка. — Собаки на дерево мальца загнали. А я спас!

— Валенти-и-и-н Степанович, — с укором протянул официант, приподнимаясь, — разве можно с котёнком в кафе?

— Вот так награда герою! — пробасил Вяткин, вставая. — Мне что же, выкинуть его?

Заметив рядом с Игорем сумку, скроил удивлённое лицо:

— Игорёха, а ты почему с вещами? Уезжаешь?

— Как-то так получилось...

— Ни слова больше! Узнаю этот взгляд! Из-за женщины, да? Они могут...

Актёр вновь плюхнулся в кресло, дыхнул перегаром Игорю в лицо и с мольбой в голосе произнёс:

— Дружище, закажи графинчик, а? Я сам три раза был женат, по себе знаю, надо обязательно бахнуть.

— Валентин Степанович, — рядом со столиком появился официант, — котёнок же…

Вяткин тяжело вздохнул:

— Эх, гонят меня опричники. Держись, друг!

Он ушёл. Игорь дожевал в одиночестве остывшие пельмени. Куда идти? Что делать? Он так и не нашёл ответы на эти вопросы .

За окном темнело. Музыка в кафе зазвучала громче, обеденный зал постепенно стал наполняться гостями. Игорь расплатился и вышел на улицу.

Напротив входа в ДК на скамейке дремал Валентин. Вне сцены в фигуре исполнителя бояр и купцов не было никакого величия, простой подвыпивший мужик, в ладонях которого свернулся серый комочек.

Игорь тронул приятеля за плечо:

— Валя, ты чего здесь?

Вяткин очнулся:

— А? Что? Тебя жду.

— Зачем?

— Возьми Шекспира, он хороший.

— Кого?

— Котёнка.

Игорь махнул рукой:

— Валя, какой мне котёнок, я сам, можно сказать, бездомный.

— Во-о-от, — с назиданием произнёс Вяткин, — а как появится у тебя забота, так сразу всё решится.

Он сунул котёнка Игорю в руки:

— Короче, я ухожу, Шекспир — твой! — и зашагал прочь.

Игорь крикнул вслед:

— Валя! Имей совесть! Это низко!

— Я тебя не слышу-у-у… — удаляясь, протянул Валентин.

Котёнок был совсем лёгким. Как пушинка. Худущий. Бог знает, где Вяткин его подобрал. «Пропадёт ведь, — подумал Игорь, поглаживая Шекспира (ну и имечко! как его ласково называть-то, Шексик что ли?), — может и правда, взять его с собой в материну квартиру. Всё же буду не один, рядом хоть и кошачья, но живая душа».

Спрятав котёнка под куртку, отправился в ближайший магазин за колбасой и молоком — Шекспира надо было чем-то кормить. Да и себя заодно.

После светопреставления, что целый день устраивала природа, вечер на удивление выдался тёплым. Ветер разогнавший хмурые тучи, стих, и в вечернем небе поблёскивали звёзды. Игорь медленно брёл к материному дому, стараясь не тревожить котёнка, пережившего за один день столько потрясений: собаки, дерево, Вяткин, новый человек.

На лестнице рядом с дверью квартиры сидела зарёванная Светка. Увидев мужа, она резко встала.

— Что у тебя с телефоном? — спросила, вытирая слёзы.

— Разрядился, — соврал Игорь, отводя взгляд.

— Понятно… Игорёк, ты это… прости меня. Я порой болтаю, сама не знаю что… — Светка пожала плечами. — Характер такой дурной, надо чтобы обязательно по-моему было… Да ты и сам знаешь… Я волновалась: тебя нет, телефон молчит… Ладно, пойду я… Трубку не забудь зарядить.

— Постой! Не уходи! — Игорь поймал жену за рукав. — Хочешь чаю? Я печенье купил. И это… Такое дело… Вяткин в кафе Шекспира принёс…

— Кого? — не поняла жена.

Игорь открыв дверь, пустил Шекспира на пол:

— Котёнка.

Света ахнула:

— Господи, тощий-то какой! А почему Шекспир?

— Это же Вяткин… Всегда в своём репертуаре… Как думаешь, будет он есть колбасу?

— От колбасы бы я тоже не отказалась, — засмеялась Светлана.

И добавила:

— Шекспир, значит… Что ж, теперь у нас в семье будет два «театрала»…

© Рассказки