Человек, который спасал котов. © Ольга Суслина

Он жил в небольшом городе, в маленькой, доставшейся ему от родителей квартире, окна которой выходили на старый, заброшенный парк.
Его крошечный цветочный магазинчик, расположенный в соседнем здании, в общем-то приносил на удивление неплохую прибыль. И если добавить к ней получаемую на основной работе зарплату, и может быть, взять совсем небольшой кредит…
Он давно мог бы себе позволить переехать в более просторное, расположенное в центре города жилье. Но…
Это началось несколько лет назад.
Кажется, осенью? Когда проснувшись утром выходного дня, подойдя к окну и ужаснувшись свирепствующей там, бросающей в стеклянную гладь сорванные с деревьев листья непогоде, он вдруг совершенно случайно увидел его - маленького чёрно-белого, жмущегося к подножью могучего дуба, котёнка.
Малыш выгибал блестящую, мокрую от накрапывающего, усиливающегося дождя спинку при каждом, готовым оторвать его от ствола дерева, порыве ветра, беззвучно открывал рот и с надеждой сквозь прозрачное оконное стекло заглядывал прямо ему в глаза.
И что-то сжалось, скукожилось внутри человека. Какое-то неведомое ему доселе чувство.

И схватив одной рукой куртку, другой на ходу одевая норовившие соскользнуть с ног ботинки, человек выбежал под холодный, осенний, ставший проливным дождь…
Разомлевший в тепле, переставший дрожать крупной дрожью, принесённый с улицы маленький зверь сыто зевал, изредка бросая в сторону с беспокойством наблюдающего за ним человека любопытные, не по-детски смышлёные взгляды.
А потом всё-таки не выдержав свалившего на него счастья, ткнулся носом в мягкую, пахнущую табаком и цитрусовым одеколоном ткань служившей ему лежанкой кофты, и потешно дёрнув тоненькой лапой, уснул.
Человек перенёс шерстяное гнездо с котёнком на подоконник. Самым краешком ладони погладил худую, от прикосновения выгнувшуюся домиком спинку. И наконец, удовлетворённо вздохнув, занялся своими привычными, скопившимися за неделю делами.
Совершенно не замечая, как из глубины парка, таясь между корнями деревьев, скрываясь в кучах опавших листьев, почти сливаясь с кряжистыми, нависшими над землей ветвями, за ним внимательно, с надеждой, наблюдают несколько десятков пар внимательных, раскосых глаз…

*****
Названный Тимошкой котёнок быстро окреп. Распушил в кляксах-пятнышках мягкую шубку, расправил ещё тоненькие, серебристые, забавно торчащие во все стороны ниточки усов.
Маленькие его лапки больше не дрожали, уверенно перенося своего хозяина со шкафа на окно и обратно.
Пропитавшийся запахом человека старый свитер на подоконнике стал излюбленным местом отдыха малыша. Там, среди шерстяного тепла, подсовывая нос под щекотную и чуть-чуть колючую матерчатую складку Тимошка рассматривал находящийся за стеклом, больше не властный над ним мир, в котором ему, самому слабому из помёта, было совершенно точно не выжить.
И всё, казалось, было хорошо…

Кошка пришла под старый дуб с первым снегом.
Рыжая, в тёмно-коричневых подпалинах. Осенняя. Как вырвавшийся вдруг из-под лёгкой белоснежной, окутавшей землю за ночь холодной вуали, начавший темнеть, опавший с дерева лист.

Когда человек занёс её домой, она тяжело, надсадно закашлялась, и сжавшись в комок в его крепких руках, опасливо замерла.
- Ерунда, - сказал он ей, и разместив всё ещё настороженно смотрящее на него животное в спальне, откуда минутой раньше вынес любопытного Тимошку, набрал номер знакомого, бывшего постоянным клиентом его цветочного магазинчика, ветеринара.

Коренастый, пахнущий микстурами, с большим зелёным чемоданом человек приехал быстро. И долго, внимательно вертел ошалевшую от происходящего кошку из стороны в сторону.
Надавливал пальцами на выпирающие ребра, светил маленьким, похожим на карандаш фонариком в глаза и одетыми в голубую перчатку пальцами, второй рукой придерживая кошачью голову, ловко засовывал в раскрытую пасть невкусные, но ужасно полезные таблетки.
А затем, выписав все назначения на листок, потрепав наблюдающего с подоконника за ним чёрно-белого котёнка, широко улыбнулся, и одобрительно хлопнув внимательно читающего его назначения человека на прощанье по плечу, насвистывая, ушёл.
А человек, Тимошка и названая Листиком кошка остались.
И спустя пару дней на подоконнике, рядом с тёплым пахнущим табаком и цитрусовым одеколоном свитером, появилась красивая, бежевая, бархатная лежанка…

Тогда как там, за стеклом, в парке… Где припорошенные сейчас снегом приподнятые над землей, переплетённые причудливыми узорами корни деревьев образовали сотканные из дерева и льда норы, прокатился тихий, полный облегчения и благодарности вздох.
И несколько десятков пар раскосых глаз, внимательно смотрящих в сторону дома довольно зажмурились…

*****
Следующим под старым дубом появился молодой, с почти оторванной в схватке с собаками лапой, кот.
И выбежавший на мороз в одних только тапочках и легкой со сна пижаме человек вновь звонил старому своему, теперь уже точно, приятелю…
Снова больная, истощённая, промокшая от тающего по весне бегущего грязными ручьями снега, кошка.
Почти заживо съеденные блохами, обезкровленные, чем-то неуловимо похожие на подросшего Тимошку пара едва живых котят…

Они появлялись в одном и том же месте почти каждый месяц. Каждый сменяющий вот уже четвёртого предшественника год…
Человек подбирал всех.

Отогревал, выхаживал. И поняв, что одному с такой оравой ему не справиться, искал хвостатым бедолагам новые, наполненные любовью и теплом дома.
И маленький, в общем-то приносящий неплохую прибыль цветочный его магазинчик оказался в этом непростом деле большим подспорьем. А покупающие букеты и выстреливающие из разноцветных горшков зелёные, увенчанные нежными бутонами ростки живых растений, клиенты - хорошими, заботливыми хозяевами.

И приправленные кошачьим мурлыканьем семена диковинных, однажды привезённых человеком из других стран цветов, за которыми порой выстраивалась нешуточная очередь, в атмосфере надежды и тепла вновь и вновь радовали взгляды нежными, взошедшими зелёными ростками…
Но однажды, в самый обычный, не предвещающий плохого день, в город пришла беда.
******
Беда прокатилась по улицам серой, пищащей, не знающей страха живой рекой. Пробралась в каждый имеющий маломальскую брешь дом, в каждый наполненный продовольствием и товарами склад…
Беда пугала отпрыгивающих в сторону, безсильных перед ней горожан блеском голодных, беспощадных маленьких красных глаз.
Заставляла брезгливо одёргивать руки от помеченных следами её острых зубов, испорченных вещей…
И казалось никому в когда-то благополучном, наполненным уютной суетой, сейчас ставшим похожим на мрачный склеп, маленьком городе не было от беды спасения.
Но несколько десятков людей, тех самых, по воле случая оказавшихся клиентами одного маленького, цветочного магазина, по-прежнему без опаски заходили в свои дома.
И в один из дней, наперегонки с бедой, по опустевшим улицам города побежали дающие надежду слухи…
Когда на пороге живущего в маленькой, с выходящими на старый парк окнами квартире человека появилась толпа горожан, он, обуваясь, спешил к знакомому дубу.
От неожиданности, зажатое в руках его, сложенное ровным квадратом тёплое одеяло, успевшее отогреть в своих складках не одно замёрзшее тельце, выпало из дрогнувших рук, растёкшись по серому бетонному подъездному полу голубой, удивительно напоминающей кусочек моря, лужей.
А от смотрящих на него с мольбой о помощи десятков человеческих глаз вдруг беспомощно, словно придавленная тяжелой плитой, сгорбилась спина…

Но обернувшись в глубь квартиры, поймав полный уверенности взгляд большого чёрно-белого кота, и кажется, едва заметный подбадривающий кивок маленькой, по-осеннему разноцветной кошки, человек выпрямился.
Глубоко вдохнул.
Расправил плечи, и подняв с пола разлившийся кусочком моря плед, всё ещё немного сомневаясь в том, что он имеет на это право, махнул рукой молча последовавшим за ним людям отправился в парк.

*****
Они выходили парами. Тройками… По одному.
Выползали из спрятанных между корней деревьев нор, спускались со стелющихся до земли тяжелых ветвей.
Рыжие, чёрные, белые, серые… В россыпи мраморных пятен и ярких, напоминающих об их родстве с тиграми полосах.
Гибкие, грациозные, похожие на точёные статуэтки, с острыми мордочками кошки.
Хищные, матёрые, полные осознания собственной мощи коты…
Стелились росчерками по усыпанной цветными листьями, будоражаще пахнущей разросшейся грибницей, начинающей желтеть траве. Крались, бесшумными воинами, оставляя за собой неподвижные, торчащие стрелами сухие уже стебли.
Смотрели.

Десятками пар разноцветных, внимательных, раскосых глаз смотрели на стоящего на коленях рядом с могучим дубом человека, в руках которого тихо и благодарно мурчал завёрнутый в плед очередной уставший, нуждающийся в помощи и больше не способный выжить самостоятельно, зверь…
Смотрели на замерших за спиной человека, не верящих в происходящее, боящихся сделать лишний вздох, оказавшихся бессильными перед серой, смеющейся им в спины крысиной мордой бедой, людей…
Смотрели на прижавшихся мордочками к стеклу выходящего в парк окна Тимошку и кошку со смешным именем Листик - тех, кто стал первыми среди нескончаемой череды больше не способных выживать на улице...
Череды тех, кого они оставляли у покрытого жёсткой корой ствола могучего, ветвистого, растущего под окнами обычной маленькой квартирки дуба, веря каждым бьющимся в большом диком прайде сердцем, что живущий за стеклом человек, тот, в котором они однажды разглядели крошечную, способную разрастись до огромного пожара искру любви ко всему живому - не разочарует… Не пройдёт мимо.
И сейчас, отдавая дань его доброте, тёплыми сытыми клубками свернувшейся в наполненных светом домах клиентов его маленького цветочного магазинчика…
Повинуясь его ещё робкому, но уже имеющему над ними власть кивку…
Просачиваясь сквозь частокол ног замерших, почувствовавших едва уловимый с примесью тонкого аромата цветов запах зарождающейся надежды людей…
Они шли. Бежали.

Стелились невидимыми тенями, сливаясь с кирпичными остовами многоквартирных домов.
Матёрые, сильные коты и вечные их спутницы - хитрые, ловкие, прячущие азартный блеск прищуренных глаз кошки. Молодые, только вышедшие из поры пушистых клубков, долговязые, ещё нескладные, но уже готовые вступить в бой котята.
Вальяжные, испещрённые сотнями доставшихся им от уличной жизни, шрамов старые, мудрые вожаки…
Все они.

Как единый живой механизм. Как одно неделимое целое, прорывались когтистым оружием сквозь ряды чужих острых зубов.
Дрались, рвали, шипели, рычали… Падали. Но почти побеждённые, готовые уйти за грань, погребённые под пищащими, дорого продающими свои жизни крысиными стаями, восставали… Поднятые на руки идущих следом, ставшим с ними единым целым в борьбе за собственные дома людей.
И город выстоял.

Выжил. Вымел когтистой метлой оккупировавших его улицы чужаков. Смыл льющимся с неба проливным дождём оставшиеся на дорогах следы сражения. Оплакал тех, кто пал в этой жестокой борьбе, расставив на местах их гибели маленькие, полные благодарных даров лоточки с угощениями…

Город засиял, заблестел встречающими новый день оконными стелами, зажмурился довольно глазами обретших дом развалившихся на подоконниках сытых кошек и котов.
Город запомнил. Выучил, выцарапал в вехах памяти данный ему урок, и свободно вздохнув, вновь зажил спокойной размеренной жизнью.

*****
На одной из городских улочек, в доме, в маленькой доставшейся ему от родителей квартире, окна которой выходили на заброшенный старый парк, в компании кота и кошки по-прежнему жил человек.
Его крошечный цветочный магазинчик, расположенный в соседнем здании в общем-то приносил неплохую прибыль. И если добавить к ней получаемую на основной работе зарплату, и может быть, взять совсем небольшой кредит…
Он давно мог бы себе позволить переехать в более просторное, расположенное в центре города жилье. Но…
Он не знает, когда под могучим дубом вновь появится тот, кому потребуется его помощь. Но в одном он уверен точно. Когда бы это не произошло, накидывая набегу куртку, пытаясь впрыгнуть в соскальзывающие с ног ботинки, сжимая в руках пропахший табаком и цитрусовым одеколоном похожий на кусок моря голубой плед, он, бросив всё, вновь пойдёт в старый парк…
А живущий своей жизнью за его спиной город больше не будет бояться пришедшего со стороны зла.
Ведь пока среди его жителей есть хоть один человек, который спасает кошек - городу не страшна никакая беда…