Интересное и смешное истории о кошках. (Страница 738)

Стоит мне подумать о Рождестве, как в памяти всплывает одна беспризорная кошечка.
В первый раз я увидел ее однажды осенью, когда приехал посмотреть какую-то из собак миссис Эйнсворт и с некоторым удивлением заметил на коврике перед камином пушистое черное существо.
— А я и не знал, что у вас есть кошка, — сказал я.
Миссис Эйнсворт улыбнулась:
— Она вовсе не наша. Это Дебби.
— Дебби?
— Да. То есть это мы так ее называем. Она бездомная. Приходит к нам раза два-три в неделю, и мы ее подкармливаем. Не знаю, где она живет, но, по-моему, на одной из ферм дальше по шоссе.
— А вам не кажется, что она хотела бы у вас остаться?
— Нет, — миссис Эйнсворт покачала головой, — это очень деликатное создание. Она тихонько входит, съедает, что ей дают, и тут же исчезает. В ней есть что-то трогательное, но держится она крайне независимо.
Я снова взглянул на кошку.
— Но ведь сегодня она пришла не только чтобы поесть?
— Вы правы. Как ни странно, она время от времени проскальзывает в гостиную и несколько минут сидит перед огнем. Так, словно устраивает себе праздник.
— Да… понимаю…
Несомненно, в позе Дебби было что-то необычное. Она сидела совершенно прямо на мягком коврике перед камином, в котором рдели и полыхали угли. Но она не свернулась клубком, не умывалась — вообще, не делала ничего такого, что делают в подобном случае все кошки, — а лишь спокойно смотрела перед собой. И вдруг тусклый мех, тощие бока подсказали мне объяснение. Это было особое событие в ее жизни, редкое и чудесное: она наслаждалась уютом и теплом, которых обычно была лишена.
Пока я смотрел на нее, она встала и бесшумно выскользнула из комнаты.
— Вот так всегда, — миссис Эйнсворт засмеялась. — Дебби никогда не сидит тут больше, чем минут десять, а потом исчезает.
Миссис Эйнсворт — полная симпатичная женщина средних лет — была таким клиентом, о каких мечтают ветеринары: состоятельная заботливая владелица трех избалованных бассетов. Достаточно было, чтобы привычно меланхолический вид одной из собак стал чуть более скорбным, и меня тут же вызывали. Сегодня какая-то из них раза два почесала лапой за ухом, и ее хозяйка в панике бросилась к телефону.
Таким образом, мои визиты к миссис Эйнсворт были частыми, но не обременительными, и мне представлялось много возможностей наблюдать за странной кошечкой. Однажды я увидел, как она изящно лакала из блюдечка, стоявшего у кухонной двери. Пока я разглядывал ее, она повернулась и легкими шагами почти проплыла по коридору в гостиную.
Три бассета вповалку похрапывали на каминном коврике, но, видимо, они уже давно привыкли к Дебби: два со скучающим видом обнюхали ее, а третий просто сонно покосился в ее сторону и снова уткнул нос в густой ворс.
Дебби села между ними в своей обычной позе и сосредоточенно уставилась на полыхающие угли. На этот раз я попытался подружиться с ней и, осторожно подойдя, протянул руку, но она уклонилась. Однако я продолжал терпеливо и ласково разговаривать с ней, и в конце концов она позволила мне тихонько почесать ее пальцем под подбородком. В какой-то момент она даже наклонила голову и потерлась о мою руку, но тут же ушла. Выскользнув за дверь, она молнией метнулась вдоль шоссе, юркнула в пролом в изгороди, раза два мелькнула среди гнущейся под дождем травы и исчезла из виду.
— Интересно, куда она ходит? — пробормотал я.
— Вот этого-то нам так и не удалось узнать, — сказала миссис Эйнсворт, незаметно подойдя ко мне.
Миновало, должно быть, три месяца, и меня даже стала несколько тревожить столь долгая бессимптомность бассетов, когда миссис Эйнсворт вдруг мне позвонила.
Было рождественское утро, и она говорила со мной извиняющимся тоном:
— Мистер Хэрриот, пожалуйста, простите, что я беспокою вас в такой день. Ведь в праздники всем хочется отдохнуть.
Но даже вежливость не могла скрыть тревоги, которая чувствовалась в ее голосе.
— Ну что вы, — сказал я. — Которая на сей раз?
— Нет-нет, это не собаки… а Дебби.
— Дебби? Она сейчас у вас?
— Да, но с ней что-то очень неладно. Пожалуйста, приезжайте сразу же.
Пересекая рыночную площадь, я подумал, что рождественский Дарроуби словно сошел со страниц Диккенса. Снег толстым ковром укрыл булыжник опустевшей площади, фестонами свешивается с крыш поднимающихся друг над другом домов, лавки закрыты, а в окнах цветные огоньки елок манят теплом и уютом.
Дом миссис Эйнсворт был щедро украшен серебряной мишурой и остролистом; на серванте выстроились ряды бутылок, а из кухни веяло ароматом индейки, начиненной шалфеем и луком. Но в глазах хозяйки, пока мы шли по коридору, я заметил жалость и грусть.
В гостиной я действительно увидел Дебби, но на этот раз все было иначе. Она не сидела перед камином, а неподвижно лежала на боку, и к ней прижимался крохотный совершенно черный котенок.
Я с недоумением посмотрел на нее:
— Что случилось?
— Просто трудно поверить, — ответила миссис Эйнсворт. — Она не появлялась у нас уже несколько недель, а часа два назад вдруг вошла на кухню с котенком в зубах. Она еле держалась на ногах, но донесла его до гостиной и положила на коврик. Сначала мне это даже показалось забавным. Но она села перед камином и против обыкновения просидела так целый час, а потом легла и больше не шевелилась.
Я опустился на колени и провел ладонью по шее и ребрам кошки. Она стала еще более тощей, в шерсти запеклась грязь. Она даже не попыталась отдернуть голову, когда я осторожно открыл ей рот. Язык и слизистая были ненормально бледными, губы — холодными как лед, а когда я оттянул веко и увидел совершенно белую конъюнктиву, у меня в ушах словно раздался похоронный звон.
Я ощупал ее живот, заранее зная результат, и поэтому, когда мои пальцы сомкнулись вокруг дольчатого затвердения глубоко внутри брюшной полости, я ощутил не удивление, а лишь грустное сострадание. Обширная лимфосаркома. Смертельная и неизлечимая. Я приложил стетоскоп к сердцу и некоторое время слушал слабеющие частые удары. Потом выпрямился и сел на коврик, рассеянно глядя в камин и ощущая на своем лице тепло огня.
Голос миссис Эйнсворт донесся словно откуда-то издалека:
— Мистер Хэрриот, у нее что-нибудь серьезное?
Ответил я не сразу.
— Боюсь, что да. У нее злокачественная опухоль. — Я встал. — К сожалению, я ничем не могу ей помочь.
Она ахнула, прижала руку к губам и с ужасом посмотрела на меня.
Потом сказала дрогнувшим голосом:
— Ну так усыпите ее. Нельзя же допустить, чтобы она мучилась.
— Миссис Эйнсворт, — ответил я, — в этом нет необходимости. Она умирает. И уже ничего не чувствует.
Мисисс Эйнсворт быстро отвернулась и некоторое время пыталась справиться с собой. Это ей не удалось, и она опустилась на колени рядом с Дебби.
— Бедняжка! — плача, повторяла она и гладила кошку по голове, а слезы струились по ее щекам и падали на свалявшуюся шерсть. — Что она, должно быть, перенесла! Наверное, я могла бы ей помочь — и не помогла. Несколько секунд я молчал, сочувствуя ее печали, столь не вязавшейся с праздничной обстановкой в доме.
— Никто не мог бы сделать для нее больше, чем вы. Никто не мог быть добрее.
— Но я могла бы оставить ее здесь, где ей было бы хорошо. Когда я подумаю, каково ей было там, на холоде, безнадежно больной… И котята… Сколько у нее могло быть котят?
Я пожал плечами.
— Вряд ли мы когда-нибудь узнаем. Не исключено, что только этот один. Ведь случается и так. Но она принесла его вам, не правда ли?
— Да, верно… Она принесла его мне…
Она разгладила пальцем грязную шерстку, и крошечный ротик раскрылся в беззвучном «мяу».
— Не правда ли, странно? Она умирала и принесла своего котенка сюда. Как рождественский подарок.
Наклонившись, я прижал руку к боку Дебби. Сердце не билось.
Я посмотрел на миссис Эйнсворт.
— Она умерла.
Оставалось только поднять тельце, совсем легкое, завернуть его в расстеленную на коврике тряпку и отнести в машину.
Когда я вернулся, миссис Эйнсворт все еще гладила котенка. Слезы на ее щеках высохли, и, когда она взглянула на меня, ее глаза блестели.
— У меня еще никогда не было кошки, — сказала она.
Я улыбнулся:
— Мне кажется, теперь она у вас есть.
И в самом, деле, у миссис Эйнсворт появилась кошка. Котенок быстро вырос в холеного красивого кота с неуемным веселым нравом, а потому и получил имя Буян. Он во всем был противоположностью своей робкой маленькой матери. Полная лишений жизнь бродячего кота была не для него — он вышагивал по роскошным коврам Эйнсвортов, как король, а красивый ошейник, который он всегда носил, придавал ему особую внушительность.
Я с большим интересом наблюдал за его прогрессом, но случай, который особенно врезался мне в память, произошел на рождество, ровно через год после его появления в доме.
У меня, как обычно, было много вызовов. Я не припомню ни единого рождества без них — ведь животные не считаются с нашими праздниками… Но с годами я перестал раздражаться и философски принял эту необходимость. Как-никак после такой вот прогулки на морозном воздухе по разбросанным на холмах сараям я примусь за свою индейку с куда большим аппетитом, чем миллионы моих сограждан, посапывающих в постелях или дремлющих у каминов. Аппетит подогревали и бесчисленные аперитивы, которыми усердно угощали меня гостеприимные фермеры.
Я возвращался домой, уже несколько окутанный розовым туманом. Мне пришлось выпить не одну рюмку виски, которое простодушные йоркширцы наливают словно лимонад, а напоследок старая миссис Эрншоу преподнесла мне стаканчик домашнего вина из ревеня, которое прожгло меня до пят. Проезжая мимо дома миссис Эйнсворт, я услышал ее голос:
— Счастливого рождества, мистер Хэрриот!
Она провожала гостя и весело помахала мне рукой с крыльца:
— Зайдите выпейте рюмочку, чтобы согреться.
В согревающих напитках я не нуждался, но сразу же свернул к тротуару. Как и год назад, дом был полон праздничных приготовлений, а из кухни доносился тот же восхитительный запах шалфея и лука, от которого у меня сразу засосало под ложечкой. Но на этот раз в доме царила не печаль — в нем царил Буян.
Поставив уши торчком, с бесшабашным блеском в глазах он стремительно наскакивал на каждую собаку по очереди, слегка ударял лапой и молниеносно удирал прочь.
Миссис Эйнсворт засмеялась:
— Вы знаете, он их совершенно замучил! Не дает ни минуты покоя!
Она была права. Для бассетов появление Буяна было чем-то вроде вторжения жизнерадостного чужака в чопорный лондонский клуб. Долгое время их жизнь была чинной и размеренной: неторопливые прогулки с хозяйкой, вкусная обильная еда и тихие часы сладкого сна на ковриках и в креслах. Один безмятежный день сменялся другим… И вдруг появился Буян.
Я смотрел, как он бочком подбирается к младшей из собак, поддразнивая ее, но когда он принялся боксировать обеими лапами, это оказалось слишком даже для бассета. Пес забыл свое достоинство, и они с котом сплелись, словно два борца.
— Я сейчас вам кое-что покажу.
С этими словами миссис Эйнсворт взяла с полки твердый резиновый мячик и вышла в сад. Буян кинулся за ней. Она бросила мяч на газон, и кот помчался за ним по мерзлой траве, а мышцы так и перекатывались под его глянцевой черной шкуркой. Он схватил мяч зубами, притащил назад, положил у ног хозяйки и выжидательно посмотрел на нее. Я ахнул. Кот, носящий поноску!
Бассеты взирали на все это с презрением. Ни за какие коврижки не снизошли бы они до того, чтобы гоняться за мячом. Но Буян неутомимо притаскивал мяч снова и снова.
Миссис Эйнсворт обернулась ко мне:
— Вы когда-нибудь видели подобное?
— Нет, — ответил я. — Никогда. Это необыкновенный кот.
Миссис Эйнсворт схватила Буяна на руки, и мы вернулись в дом. Она, смеясь, прижалась к нему лицом, а кот мурлыкал, изгибался и с восторгом терся о ее щеку.
Он был полон сил и здоровья, и, глядя на него, я вспомнил его мать. Неужели Дебби, чувствуя приближение смерти, собрала последние силы, чтобы отнести своего котенка в единственное известное ей место, где было тепло и уютно, надеясь, что там о нем позаботятся? Кто знает…
По-видимому, не одному мне пришло в голову такое фантастическое предположение. Миссис Эйнсворт взглянула на меня, и, хотя она улыбалась, в ее глазах мелькнула грусть.
— Дебби была бы довольна, — сказала она.
Я кивнул.
— Конечно. И ведь сейчас как раз год, как она принесла его вам?
— Да. — Она снова прижалась к Буяну лицом. — Это самый лучший подарок из всех, какие я получала на Рождество.

Кот был приличным и очень хорошим,
Но на себя он вдруг стал не похожим,
Пакостить начал он самозабвенно,
Портить диваны и бегать по стенам.
Есть не хотел, но просил ежечасно,
В дверь не ходил, но горланил ужасно,
Что приключилось, что всё это значит?
Котику в лапы попал Терри Пратчетт.

Кошки любят дождь, так сладко спится
Под приятный шум воды небесной,
Кошки видят сны, хвостом укрывшись,
И мгновенья эти так чудесны.
Или смотрят вдумчиво в окошко,
Лапкой струи дождевые разгоняя,
То игривы, то грустны немножко,
Все они о мире понимают.
Столько в них участия и ласки,
Столько грациозности изящной,
Словно в нашу жизнь пришли из сказки,
Чтобы мудрости урок дать настоящей.

Как-то раз я собрался гулять. В этот день на небе сияло яркое весеннее солнце, и было тепло.
Я вышел на улицу и около дома, под кустом сирени, увидел необыкновенного кота: он был пушист и очень красив, но совсем не ухожен. На его светло-бежевой шёрстке я заметил зелёную былинку и маленький берёзовый листочек.
Кот лежал под деревом и грустно смотрел на меня.
«Наверно, его бросили и, он хочет есть», - подумал я.
- Пушистик, иди ко мне, - сказал я. - Иди, я тебя пожалею.
Он встал, подошёл, обнюхал мои ноги и потёрся о них, листочек тут же слетел, а я, опустившись на корточки, убрал былинку и погладил его. Котик замурлыкал, ткнулся головой в мою руку, посмотрел на меня, и я понял, что он сказал «спасибо».
Потом мы гуляли.
Через некоторое время мимо прошли мой старший брат Рома и его друг Илья. Они сели на скамейку, и мы с пушистым подошли к ним. Кот встал на задние лапки, а передние положил Илье на колени. Он так и стоял, размахивая хвостиком, пока я не взял его на руки и не отправился домой, – надо же было покормить его!
Дома была одна бабушка.
Я сказал бабушке, что бедняжка голоден и что нужно его покормить. Попросил разрешения поселить его в нашей комнате, но бабушка не разрешила, и мне ничего не оставалось, как отнести пушистого обратно на улицу. Я снова взял его на руки и, выйдя во двор, опустил на землю, думал, что уйдёт. А он и не думал уходить: как и в первые минуты нашего знакомства, он закружился вокруг меня, замурлыкал и, подпрыгивая, стал тянуться к руке, чтобы ткнуться в неё мордочкой. Но глаза бедного скитальца оставались грустными, такими грустными, что мне стало жаль его ещё больше.
Я не смог бросить кота: остался с ним до тех пор, пока с работы не пришла мама.
Маме бежевый красавец тоже понравился, и она была не против, чтобы он поселился у нас, только сказала, что нужно спросить разрешения у бабушки с дедушкой. Но мы боялись, что они всё равно не позволят, и решили пронести этого замечательного кота секретно. Так и сделали.

В нашей комнате бедолага освоился легко и быстро, а когда бабушка с дедушкой ушли ненадолго, он спокойно ознакомился со всей квартирой.
- Сейчас мы будем ужинать, - сказала мама, - и кота покормим тоже.
- А можно я налью ему молочка в блюдце? – спросил я.
- Конечно, - ответила она, - но сначала дадим ему кусочек мяса и немного колбасы.
Я смотрел, как пушистик поглощает еду, с какой жадностью пьёт молочко, потом вылизывает блюдце, и всё больше жалел его.
Спал он в нашей комнате, вёл себя тихо, будто чувствовал, что шуметь нельзя, хотя бабушка с дедушкой уже не противились ему.
На следующий день был выходной. Мы с мамой пошли в магазин и купили нашему другу миску для еды, ошейник от насекомых, гребешок и ещё – витаминных таблеток, чтобы шёрстка его быстрее поправилась и стала гладкой. В этот же день придумали имя. Назвали Маркизом. Сначала хотели Пушистым или Пушистиком, но решили, что Маркиз больше подходит.
Так я спас бездомного кота.
Сейчас Маркиз живёт вместе с нами, и все мы его очень любим.

© Тамара Костомарова

Светлые лучики утреннего солнца стучались в многочисленные окна домов, тем самым, пробуждая людей от сладких сновидений.
Мария Викторовна проснулась и внезапно ощутила странное неудобство, ей показалось, что кто-то по ней ползает. Она села и увидела четырех маленьких котят. Они были похожи на четыре малюсеньких клубочка шерсти. Еще совсем слепые, котята едва двигались и чуть слышно пищали. А в это время их мамаша пила молоко на кухне. Пожилая женщина от такой неожиданности пришла в ужас, рассердилась на свою кошку и крикунула:
- Мурка, это что такое?
Услышав крик своей хозяйки, кошка сразу прибежала к ее постели. Мгновение, и мать оказалась рядом со своим приплодом.
- Ты, что здесь устроила?
Мурка взглянула в глаза хозяйки, полные ярости, и поняла, что ее котята находятся в опасности. Она стала таскать их в шкаф, который стоял на кухне. Но старушка решив, что котятам в доме не место, встала с постели, нашла какой-то мешок и сложила туда маленьких, совсем беззащитных котят. Затем надела пальто и сапоги, повязала на голову платок и вышла из дому. Мурка выскочила за своей хозяйкой на улицу, она совершенно не понимала, куда и зачем несут ее котят. Но материнское сердце, почуяв, что-то недоброе, билось с бешеной скоростью, подсказывая, что им угрожает опасность. Марина Викторовна дошла до небольшой речки, остановилась, затем, перевязав мешок веревкой, безжалостно и ни о чем не задумываясь, бросила его в воду. Мешок упал на небольшую доску, которая плыла по течению. Мурка жалобными глазами смотрела на белый мешок, который уплывал все дальше и дальше, она замяукала, таким грустным голосом, что на мгновение ее хозяйка решила, что та заревела. Но она сразу отказалась от этой мысли, ведь перед ней был не человек, а всего лишь кошка.
- Да забудь ты о них, мамаша, - равнодушно сказала та, и после этого пошла в сторону своего дома. Пройдя небольшую часть дороги, она оглянулась, но уже не увидела свою кошку.
Тем временем Мурка решила спасти своих котят, она прыгнула в воду и поплыла за мешком. Ее глаза смотрели только на него и никуда больше, а уши слышали только жалобный писк, который буквально разрывал на куски ее материнское сердце...
Спустя один день...
Холодный ветер разгуливал по лугам, заставляя «дрожать от холода» траву и листву деревьев. Замерзшая кошка лежала под небольшим кустиком, который, хоть немного, но укрывал ее от ветра, спасая от его ледяных рук. Она совсем забыла про еду и теплоту той бабушкиной печки, где она любила греться и проводить много времени. Мурка вспоминала о своих котятах, о поступке хозяйки, забыв полностью о себе. Лишь только во сне её дети были вместе в ней, а в реальности их разлучили, быть может, навсегда...

***
Сережа открыл дверь сарая и зашёл внутрь, за ним зашёл его друг Женя. Тот подошел к своей кошке Мусе, которая лежала рядом с шестью котятами. Муся открыла глаза. Увидев мальчиков, она сразу же подняла голову и лапой прикрыла котят.
- Смотри, какие маленькие... - сказал тихим голосом Сережа.
- Их так много?! - удивленно произнес Женя.
- Моя Муся родила только двоих, других я нашел вчера, когда ходил ловить рыбу, - с гордостью ответил друг.
- Получается, что вместо рыбы ты поймал котят? - с улыбкой на лице спросил Женя.
- Да, я герой! Я выловил мешок из речки, открыл его и увидел маленьких котят. Потом я сразу побежал домой и отдал мешок старшей сестре. Она их положила к Муськиным котятам. Но это – наш с ней секрет, теперь он и твой, никому не рассказывай его.
- Ладно. А можно их погладить?
- Только немного, а то кошка на тебя рассердится.
Женя осторожно прикоснулся к белому котенку и погладил его. Кошка внимательно следила за рукой мальчика, до тех пор, пока тот ее не убрал.
- Сережа, а ты уже придумал им имена? - поинтересовался Женя.
- Еще не успел.
- А давай их придумаем вместе, - предложил он.
- Давай. Тогда вот этого черненького кота я назову Уголек, - предложил Сережа, показывая пальцем на абсолютно черного котика.
- А я вот этого хочу назвать Снежок, - произнес Женя, показывая на белого котенка.
- Вот этот будет Крохой, потому, что он самый маленький из всех.
- Тогда вон тот будет Белым хвостиком. У него только хвост белый, а весь он черненький.
- Нет, это девочка. Сестра вчера проверяла, дай ей другое имя.
- Тогда я назову ее Люся.
- А почему именно так, ведь Люся - это человеческое имя, а не кошачье?
- Ну, соседскую кошку так зовут.
- Нет, эту кошку будем звать Багирой, она похожа на ту Багиру из мультика про Маугли.
- Тогда вот эта кошка будет Рыжулей, потому, что она почти вся рыжая...
- А тот кот будет Леопольдом, как в мультике. Вроде бы это - кот. Сказал Женя, рассматривая котенка.
- Да кот это, кот...
Спустя 2 месяца...
Трое маленьких котят пили молоко из блюдца, а Муся сидела рядом и умывалась, облизывая лапку, потом стала протирать мордочку.
- Сережа, а почему их только трое? - удивленно спросил Женя.
- Понимаешь, на прошлой неделе какие-то тети забрали Багиру, Уголька и Леопольда, теперь у нас остались Снежок и две девчонки.
- Жалко, - с грустью произнес тот.
- Мне тоже. Я к ним уже привык, а их взяли и забрали, - с недовольством произнес Сережа.
- Да, моему разочарованию нет границ. Хорошо, хоть Снежка оставили, - пробормотал друг.
- Чему нет границ?
- Ну, так всегда говорит моя мама, когда чем-то расстроена.
- Ты расстроился?
- Да.
- Я тоже. Пойдем, поднимем настроение, посмотрим мультики, - предложил Сережа.
- Пошли.
Котята допили молоко, и подошли к своей маме, она их стала умывать и причесывать своим языком. Они ласково пищали и этим писком благодарили ее за заботу.
***
Марина Викторовна сидела в кресле и вязала шерстяные носки. Вдруг услышала скрежет у двери. Встала и, подойдя к двери, открыла ее, в ту же секунду Мурка забежала в дом.
- И где тебя носило целые сутки? - спросила хозяйка.
Но кошка лишь взглянула на старушку и побежала на кухню, где ее ждала миска с молоком. Ох, если бы она могла ответить, тогда сказала бы, что провожала закат и встречала рассвет под тем самым кустиком, который два месяца назад спас ее от холодного ветра. Именно там она провела ночь, глядя на маленькую речку, что забрала котят, лишив материнства. Она до сих пор помнит о них и грустит, вспоминая тот роковой день. Это же только люди думают, что кошки способны забыть о своих котятах.
Марина Викторовна прошла в комнату и, усевшись в кресло, стала вновь вязать шерстяные носки для внука Павлика, который спал на диване.
Спустя некоторое время Мурка зашла в комнату, запрыгнула на диван, взглянула на Павлика, свернулась клубочком и заснула.
***
- Пока Сережа, увидимся завтра, я зайду к тебе после школы.
- Ладно, пока, - и Сережа закрыл дверь.
Женя пришел домой, снял обувь и верхнюю одежду, прошел в зал. Он тихонько подошел к своей маме.
- Привет мама! Я хочу предложить тебе взять котенка. Я буду с ним играть, кормить его...
- Привет малыш. А зачем он тебе?
- Мне он очень нравится! Такой маленький, пушистенький и беленький, как бабушкин клубок.
- Солнышко мое, мы живем в квартире, а не в частном доме, обычно в таких домах не заводят кошек.
- А почему тогда бабушка Люба держит у себя кошку Люсю?
- Она живет одна, и ей скучно, вот и решила завести себе кошку.
- Чтобы было веселей?
- Да!
- Тогда давай подарим нашей бабушке котенка! - предложил Женя.
- Но у бабушки уже есть кошка.
- Ну и, что? Зато ей будет вдвойне веселей! И я к ней чаще буду приходить, навещать своего маленького дружка.
- Вряд ли бабушке нужно такое веселье.
- Ну, мамочка, пожалуйста не расстраивай меня, - грустным голосом пробормотал тот.
- Женечка, сыночек, пойми, нам не надо котят.
- Вам не надо, а мне надо! Ты никак не можешь понять... - после этих слов мальчик убежал в свою комнату. Он не стал плакать, но обиделся на свою маму. Женя не мог понять, почему им не нужен котенок, ведь он же сказал, что очень хочет, чтобы у него появился маленький друг. Мальчик был расстроен, и теперь ему даже не хотелось играть с машинками...
На следующий день...
Женя пришел со школы домой, снял обувь и верхнюю одежду повесил ее на вешалку.
- Привет, мама, - тихо сказал он.
- Привет, сынок.
Женя зашел в свою комнату и увидел новую игрушку, она напоминала того белого котенка. Он подошел к ней посмотрел равнодушным взглядом, взял ее за лапу и отнес к маме.
- Мама, мне не надо игрушечных друзей, я хочу котенка! - сердито сказал тот.
- Тебе не понравилась игрушка?
- Понравилась, я хочу такого же, но живого.
- Ну, хорошо, приноси своего котенка.
- Ура, у меня будет котенок! Спасибо тебе, мамочка! - с радостью воскликнул Женя и поцеловал маму в щечку.
- Иди, покушай, я суп сварила.
- А можно потом сразу к Сереже за котенком сбегать?
- Хорошо, но только, если ты суп доешь до конца!
- Договорились! - и мальчик побежал на кухню, поел суп и пошел к другу.
- Сережа, ты можешь мне дать Снежка? - спросил Женя.
- Снежка? - удивился тот.
- Да, я хотел бы забрать его к себе.
- Но он – самый красивый из всех котят, я не хочу его отдавать, - строгим голосом сказал Сережа.
- Но почему, я же твой друг, а друзья так не должны делать, - убежденно произнес тот.
- Ты прав, но, может быть, ты все таки возьмешь какую-нибудь кошечку?
- Нет, я пришел за Снежком! - твердо сказал Женя.
- Ну, ладно, забирай. - пробормотал Сережа и глубоко вздохнул.
- Спасибо, ты настоящий друг!
- Да, не за что, смотри, его не обижай!
- Не буду, можешь не волноваться.

Когда Женя зашел домой, у него на руках был белый котенок. Мальчик опустил его на пол, затем снял верхнюю одежду, снова взял котёнка и побежал с ним к маме.
- Смотри, вот он, тот самый Снежок! – радостно сообщил Женя с улыбкой на лице, и глаза его светились от счастья.
- И, правда, Снежок, весь белый, ни одного черного пятнышка нет! - с удивлением сказала Елена Александровна.
- Теперь у меня есть новый друг! Завтра схожу к бабушке и познакомлю ее с ним. Я думаю, он ей понравится!
- Возможно...
На следующий день...
В дверь постучались. Марина Викторовна открыла и увидела внука.
- Здравствуй бабуля! Я пришел к тебе в гости! - с улыбкой на лице произнёс мальчик.
- Здравствуй, Женечка, заходи!
- Я пришел не один со мной новый друг, Снежок!
- Котенок что ли?
- Да! Сказал Женя и достал его из своей куртки. Они вместе прошли в комнату. Старушка села в кресло, а внук подошел к ней и положил котика ей на руки, после чего сел на диван.
- Откуда он у тебя? - спросила Марина Викторовна, поглаживая Снежка.
- Мне его Сережа дал! А ты представляешь, он выловил его и других котят из речки: пошел за рыбой, а нашел котят. Они были в каком-то мешке. Потом он и его сестра положили их к своей кошке, которая тоже недавно окотилась, та их выкормила. Мы им всем имена придумали, а этого котенка я назвал Снежком за его белый окрас...
- Женя, а давай мы его с нашей Муркой познакомим? - предложила бабушка, потому, что сразу поняла, про каких котят ей рассказал мальчик.
- Ладно!
- Мурка, кис, кис, кис.
Кошка сразу прибежала на зов своей хозяйки. Марина Викторовна положила на пол Снежка рядом с Муркой. Та подошла к нему, обнюхала и стала облизывать своего котенка, она вспомнила запах и признала его своим. Снежок ласково мурлыкал от удовольствия. А кошка обрела материнское счастье. И если бы эти животные могли разговаривать, Мурка сказала бы Жене, огромное кошачье спасибо за эту встречу!

©  Венера Москвина

День 25.
Половину ночи игнорировал чудика в маске. Тот уже третий день мне рукой машет, а я делаю вид, что не вижу его. Нечего было оскорблять меня. Нужно было заметить меня, когда мне это было угодно. Потом я решил, что он уже достаточно настрадался и помахал ему в ответ. Чудик явно обрадовался. Сходить бы к нему, да страшно оставлять домик без присмотра. Вдруг всё-таки придёт кто. Когда взошло Солнце, чудик последний раз махнул рукой и скрылся среди деревьев.
День 26.
Я сегодня хотел найти этого чудика в маске, а нашёл целый город! Подумать только, а я и не знал! Тут даже свой Князь есть, всё как положено. Походил, посмотрел. Ничего такой город, жить можно. Всё было хорошо, пока одному из стражников не пришло в голову пихнуть меня ногой и сказать “брысь”. Как я отвёл на нём душу! Я прошёл по всем его родственникам, вспомнив непристойное поведение его прабабки и отметив схожесть его прадеда с мухомором по интеллекту. Прошёлся по внешности, умении рассуждать и не достигнутым целям в жизни, перемешивая всё это с теми словами, что слышал от Черномора и Синей Бороды. Судя по лицам людей вокруг - они их вообще в первый раз слышат, но все всё прекрасно поняли. Вот она, сила русского языка!
День 27.
Всю ночь убегал. Какой-то умник предложил “давайте его поймаем, пусть рядом с белкой сидит”. Кто-то крикнул, что “Князь наградит” и понеслось. Если бы не моя невероятная ловкость, я бы не ушёл. А уж сколько людей из-за меня синяки да ссадины получили - не пересчитать. Считаю это своим личным подвигом.
День 28.
Нашёл Гарафену, рассказал ей, что было. Говорит, что “можно не переживать, люди в эту часть острова не суются”. Ха! Это ещё кто тут переживает! Чтобы я? Да никогда! Такие невероятные Коты, как я (а я такой один), вообще никогда ни о чём не переживают. Ой! А если, пока меня не было, на Ягу и Воланда кто-нибудь напал, испортив тем самым медовый месяц? Меня же вывернут наизнанку! Гарафена, заметив лёгкую дрожь в моём хвосте успокоила, сказав, что “если бы что-то случилось, я бы знала”. Собственно, как я и думал. Что могло бы случиться-то?
День 29.
Ха! Я нашёл какую-то железяку и буду ею взламывать сундук. Мало кто знает, но на самом деле Коты прекрасные взламыватели! Нет, взломатели. А, взломщики! Так вот, для меня, пусть это и большой секрет, не составит труда взломать этот сундук. Справлюсь на раз-два...
День 30.
... тысяча восемьсот девяносто семь. Получилось чуть дольше, чем я ожидал, но получилось же! Всё, как я и говорил. Открыв сундук, я несколько расстроился и на то было две причины. Первая - в сундуке был спрятан обычный заяц. Вторая причина - заяц убежал. Да так быстро, что только я его и видел. Ну, сбежал и сбежал, мне-то что? Всё равно никто не узнает, что это я сундук открыл. Жаль только, что ничего действительно ценного в нём не было.
(Продолжение следует)
Сборник: https://zen.yandex.ru/skazka
#сказки #кошки_и_коты #Кот_Ученый
#Роман_Седов

Котята дикого дальневосточного леопарда впервые за 60 лет родились в неволе. Это событие произошло в Московском зоопарке – два котенка появились на свет от от дикого зверя, спасенного в Приморье.

Как рассказала РИА Новости начальник отдела по связям с общественностью ФГБУ "Земля леопарда" Мария Окулова, российские пограничники нашли леопарда Николая летом 2015 года на территории национального парка "Земля леопарда". У котенка была повреждена лапа — на ней не было трех пальцев. Маленький леопард травмировал ее, попав в браконьерский капкан.

Зверя в 2016 году поселили в Центре воспроизводства редких видов животных Московского зоопарка. Ему подобрали пару — самку Акру, которая приехала из зоопарка Таллина. Николай — первый с 1956 года дальневосточный леопард, который попал в зоопарк. Отлов этого вида был запрещен.

Теперь, по словам Окуловой, Николай стал основателем новой генетической линии леопардов в неволе. Он – первый носитель "новой крови" из дикой природы с 1956 года. В будущем его потомки могут вернуться в леса юга Дальнего Востока.

Оба новорожденных котенка самцы. Они отлично себя чувствуют и гармонично развиваются. Мать тщательно вылизывает их, а также переносит из берлоги во внешний вольер. Там детеныши могут порезвиться.

Малыши пока питаются только материнским молоком. Мясо они начнут есть только в трехмесячном возрасте. В выращивании и воспитании потомства леопард Николай не участвует. У большинства крупных кошек детенышами занимается только самка.

Родились котята в июне. Сначала мать скрывала их в берлоге. Только в июле сотрудникам зоопарка удалось осмотреть детенышей. В Московском зоопарке планируют передать подросших котят в один из ведущих зоопарков мира, где они смогут обзавестись собственным потомством.

Дальневосточный леопард – редчайший хищник. Он внесен в Красную книгу России и Приморского края, Красный список Международного союза охраны природы. 70 процентов ареала дальневосточного леопарда расположены в границах национального парка "Земля леопарда" в Приморье. В 2017 году на этой территории зафиксировано 84 взрослых особи леопарда и 19 котят. В зоопарках по всему миру живут еще более 200 дальневосточных леопардов.

- Меня никто не любит, - горестно вздохнул с печки Баюн, - Никому я не нужен.

Баба-Яга, не отвлекаясь от чтения, согласно кивнула.

- Угу.

- Не пытайся меня переубедить, я не… Что?!

- Что? - подняла голову Яга, - Ты что-то говорил?

- Нет, - обиженно фыркнул Баюн, - Я молчал.

Баба-Яга пожала плечами и продолжила читать.

- Я так и знал, - Баюн напрягся и выдавил слезинку, - Тебе всегда было плевать на мои чувства. Смотри, до чего ты меня довела!

Он встал на край печки, зажмурился и рухнул в стоявшее внизу кресло. Выругавшись, он тихонько спрыгнул на пол и лёг, раскинув лапы в стороны.

- Как же больно! - всхлипнул Баюн, - И нет никого, кто мог бы успокоить меня и пожалеть.

Яга продолжала читать, покачивая ножкой. Баюн возмущённо фыркнул.

- Нет, это невозможно! - возмутился он, - Я тут, между прочим, страдаю! Отложи свою книгу, женщина, и обрати на меня своё внимание! Ведёшь себя так, как будто у тебя два Кота!

Яга кивнула, не отрываясь от книги. Баюн погрозил ей лапой, злобно ухмыльнулся и запрыгнул на стол. Взяв в лапу куриное яйцо, он изящно подбросил его в воздух, но не успел поймать.

- Это всё из-за тебя! - прошипел Баюн, - Теперь я грязный, придётся вылизываться. А я яйца не люблю, ты же знаешь. За что ты так со мной?

Ответа не последовало. Баюн схватил ещё одно яйцо и бросил его в Ягу. Яйцо пролетело над её головой и разбилось за печкой.

- Как же я несчастен! - Баюн упал на спину, размазывая разбитое яйцо по столу, - Даже самым близким нет до меня дела. Что ж, решено!

Он запрыгнул на подоконник и помахал Яге лапой.

- Раз тебе плевать на меня, я ухожу! Прощай!

Яга перелистнула страницу.

- Я ухожу из дома, женщина! Навсегда! И никогда не вернусь!

Баюн выпрыгнул в окно, но через несколько секунд его голова показалась вновь.

- Я ушёл.

Яга почесала бородавку на носу, с интересом продолжая читать. Баюн забрался на подоконник, смерив её высокомерным взглядом.

- Только ради тебя остаюсь, - объявил он, - Знаю же, что страдать будешь и ночей не спать. Ещё, чего доброго, искать пойдёшь. Заметь, я вот о тебе подумал!

Он прыгнул на стол, гордо задрав голову, но не долетел и стукнулся лбом о ножку.

- Нет, нет, бабушка, не вставай, - пробормотал он, потерев ушибленное место, - Сиди, ведь тебе абсолютно плевать на меня.

Яга послюнявила палец и перевернула страницу.

- Я всегда это знал, - сказал Баюн, выпуская когти, - Но не хотел в это верить. Но теперь мои глаза открыты. Я вижу тебя насквозь.

Он прыгнул на штору и сполз по ней вниз, разрывая её когтями.

- Всегда мечтал это сделать, - довольно пробормотал он, - Давай, попробуй меня наругать!

Баюн гордо выпятил грудь, но Яга по-прежнему молчала, читая книгу.

- Что вот там такого интересного? - прищурился Баюн и сел перед Ягой, разглядывая корешок книги, - “Полста серебряных отливов”. Дурацкое название.

Он открыл сундук и вынул из него пару бутыльков.

- Вернусь обратно на столб, - бормотал он, пытаясь вытащить пробку, - Какая разница, где мне сидеть, я ведь всё равно везде не нужен, да?

Вытащив пробки у обоих бутыльков, он смешал их содержимое и заткнул обратно.

- Помнишь, когда ты к Кощею ходила, дома банка сметаны разбилась? - спросил Баюн, убрав бутыльки в сундук, - Ты ещё радовалась, какой я молодец, что всё сразу убрал. Нет, нет, можно не отвечать, ты же так занята. Мне ведь и самому с собой вполне разговаривается. Так вот, я сожрал всю сметану, а банку разбил.

Вновь не получив ответа, он прыгнул на ногу Яги и начал бить её лапой.

- Да что ж ты пристал-то ко мне, окаянный! - возмутилась Яга, пытаясь сбросить Кота, - Я ж тебя час назад кормила!

- Ну ещё одну рыбку, бабушка! - заныл Баюн, - И я отстану, правда-правда!

© Не такая сказка

Вскоре стало ясно, что мои акции упали совсем низко: стоило мне просто показаться в дверях, как Олли удирал в луга. Такое положение вещей начало меня угнетать.
— Хелен, — сказал я однажды утром, — мои отношения с Олли действуют мне на нервы. Но не представляю, что я мог бы сделать.
— Знаешь, Джим, — ответила она. — Тебе просто надо узнать его поближе, и чтобы он тебя узнал.
Я бросил на нее мрачный взгляд.
— Боюсь, если ты спросишь у него, он тебе ответит, что знает меня ближе некуда.
— Да-да. Но вспомни: ведь все эти годы кошки почти тебя не видели, кроме экстренных случаев. А я кормила их, разговаривала с ними, гладила каждый день. Они меня знают и доверяют мне.
— Ты права, но у меня просто нет времени.
— Верно. Ты всегда куда-то мчишься. Не успеешь вернуться домой и снова уезжаешь.
Я кивнул и задумался. Она была абсолютно права. Я привязался к нашим диким кошкам, любовался, когда они сбегали со склона на стенку к мискам, или играли в высокой луговой траве, или позволяли Хелен гладить себя, но все эти годы я оставался для них почти незнакомым человеком. И с горечью подумал о том, как стремительно пролетело время.
— Уже поздно, наверное. Но мог бы я, по-твоему, что-то изменить?
— Да, — ответила Хелен. — Начни их кормить. Выкрой для этого время. Нет, конечно, каждый день у тебя не получится, но при любой возможности ставь им миски.
— Значит, ты считаешь, что их привязанность чисто желудочная?
— Вовсе нет! Ты же видел, что они не притрагиваются к еде, пока я их не приласкаю как следует. Они ищут внимания и дружбы.
— Только не моих. Они видеть меня не могут.
— Просто прояви настойчивость. Мне понадобилось много времени, чтобы завоевать их доверие. И особенно Жульки. Она ведь очень робкая. Даже теперь, стоит мне сделать резкое движение, как она убегает. Вопреки всему я считаю, что твоя надежда — Олли. Он ведь необыкновенно дружелюбный.
— Договорились, — сказал я. — Давай миски. Приступим сейчас же.
Так началась одна из моих маленьких эпопей. При всякой возможности звал их завтракать я, и ставил миски на стенку, и стоял там в ожидании. Сначала — в тщетном. Я видел, как они следят за мной из сарая — черно-белая и золотисто-белая мордочки выглядывали из соломы, — но спуститься они рисковали, только когда я возвращался в дом. Мои нерегулярные рабочие часы мешали соблюдать новый распорядок, и порой, когда меня вызывали рано поутру, кошки не получали свой завтрак вовремя. Но именно когда их завтрак опоздал на час и голод взял верх над страхом, они осторожно спустились, а я застыл у стенки в каменной неподвижности. Они быстро глотали, нервно на меня поглядывая, и сразу убежали. А я удовлетворенно улыбнулся. Первый шаг был сделан!
Затем наступил длительный период, когда я просто стоял там, пока они ели, и постепенно превратился в неотъемлемую часть пейзажа. Затем я попробовал осторожненько протянуть руку. Вначале они от нее пятились, но шли дни, и я замечал, что моя рука перестает быть угрозой. Во мне вспыхнула надежда. Как и предсказывала Хелен, Жулька шарахалась от меня при малейшем движении, но Олли, отступив, мало- помалу начал поглядывать на меня оценивающе, словно готов был изменить свое мнение обо мне и забыть прошлое. С бесконечным терпением изо дня в день я все ближе протягивал к нему руку, и наступил знаменательный миг, когда он не попятился и позволил коснуться указательным пальцем его щеки. Я осторожно погладил шерсть, а Олли ответил бесспорно дружеским взглядом, прежде чем отойти.
— Хелен! — Я оглянулся на кухонное окно. — Ура! Наконец-то мы станем друзьями. Теперь только вопрос времени, и он позволит мне ласкать его, как ласкаешь ты.
Меня переполняли иррациональная радость и ощущение победы, казалось бы, странная реакция со стороны человека, который каждый день имеет дело с животными, но я предвкушал годы дружбы именно с этим котом.
И обманулся в своих ожиданиях. В ту минуту я не мог знать, что через двое суток Олли не станет.
На следующее утро Хелен позвала меня снаружи, в ее голосе звучало отчаяние:
— Джим, Джим! Скорее! Что-то с Олли!
Я бросился к ней. Она стояла на склоне возле сарая. Рядом была Жулька, но Олли казался просто темным пятном в траве.
Я нагнулся, и Хелен вцепилась мне в плечо.
— Что с ним?
Он лежал неподвижно, ноги торчали палками, спина изогнулась в смертной судороге, глаза остекленели.
— Боюсь… Боюсь, он мертв. Похоже на отравление стрихнином…
И тут Олли шевельнулся.
— Погоди! — воскликнул я. — Он еще жив, но едва-едва.
Я заметил, что судорога ослабла, и сумел согнуть ему ноги и поднять его, а она не повторилась.
— Нет, это не стрихнин. Похоже, что-то другое. Мозговое. Возможно, кровоизлияние.
У меня пересохло в горле. Я унес его в дом. Он лежал неподвижно, дыша еле заметно.
— Ты можешь помочь? — спросила Хелен сквозь слезы.
— Сейчас же отвезу его в операционную. Мы сделаем все, что в наших силах. — Я поцеловал ее в щеку и побежал к машине.
Мы с Зигфридом дали ему снотворное, потому что он начал делать лапами педалирующие движения, сделали инъекцию стероидных препаратов и антибиотиков, а потом положили под капельницу. Я смотрел, как он лежит в большой реанимационной клетке и слабо перебирает лапами.
— И больше мы ничего сделать не можем?
Зигфрид покачал головой. Он согласился с моим диагнозом: инсульт, церебральное кровоизлияние — называйте, как хотите, но безусловно поражение мозга. Я видел, что мой партнер ощущает такую же беспомощность, как и я.
Весь день мы занимались Олли, и днем было почудилось некоторое улучшение, но к вечеру он снова впал в кому и ночью умер.
Я привез его домой и, вынимая из машины, почувствовал под руками пушистую шерсть без единого колтуна. Теперь, когда его жизнь оборвалась, это казалось насмешкой. Я похоронил его за сараем в нескольких шагах от соломенной подстилки, на которой он спал столько лет.
Ветеринары, когда теряют любимую кошку или собаку, ничем не отличаются от остальных людей, и мы с Хелен очень горевали. Время, конечно, должно было притупить нашу боль, но у нас было одно болезненное напоминание — Жулька. Что делать с ней?
Они с Олли образовывали единое целое в нашей жизни, и мы не воспринимали их по отдельности. Было ясно, что без Олли мир Жульки рухнул. Несколько дней она ничего не ела. Мы звали ее, но она отходила от сарая на несколько шагов, недоуменно озиралась и возвращалась на солому. Ведь за все эти годы она ни разу не сбежала вниз одна, и душа надрывалась видеть, с какой растерянностью она озирается по сторонам, ища своего верного спутника.
Хелен несколько дней кормила ее в сарае, но потом сумела заманить на стенку, однако Жулька не начинала есть, не взглянув вокруг в ожидании, что Олли все-таки придет позавтракать вместе с ней.
— Ей так одиноко! — сказала Хелен. — Надо будет уделять ей больше времени. Я буду дольше гладить ее и разговаривать с ней. Ах, если бы нам удалось взять ее к нам в дом! Это все решило бы, но я знаю, что надежды нет никакой.
Я поглядел на кошечку, чувствуя, что никогда не привыкну видеть ее на стенке одну, но представить себе, что Жулька сидит у камина или на коленях у Хелен, я тоже не мог.
— Да, ты права, но, может быть, мне что-нибудь удастся сделать. Я только-только сумел подружиться с Олли, ну а теперь попробую поладить с Жулькой.
Я знал, что берусь за непосильную задачу — черепаховая кошечка всегда робела больше брата, — но продолжал упрямо добиваться своей цели. Когда она ела и при всяком другом удобном случае, я выходил из задней двери, ласково что-то приговаривал, подманивал ее рукой. В течение долгого времени она, хотя и принимала от меня корм, к себе все равно не подпускала. И все же настал день, когда тоска настолько ее одолела, что она, возможно, почувствовала, что я все же лучше, чем ничего, и не попятилась, а, как прежде Олли, позволила прикоснуться пальцем к ее мордочке.
После этого наши отношения начали налаживаться медленно, но верно. От недели к неделе я уже не просто касался мордочки, но и начал ее поглаживать, а потом и слегка почесывать за ушами, и настало время, когда мне было дозволено гладить ее по всему телу и щекотать основание хвоста. А уж тогда Жулька начала допускать фамильярности, о которых прежде и мечтать не приходилось, и вот уже она приступала к еде, только несколько раз пройдясь по стенке, радостно выгибая спину под моей ладонью и задевая боком мое плечо. И еще ей полюбилось прижимать нос к моему носу и стоять так несколько секунд, глядя мне прямо в глаза.
Несколько месяцев спустя как-то утром, когда Жулька вот так уперлась в мой нос и воззрилась в мои глаза, точно считала меня чем-то даже очень приятным и никак не могла насытиться, позади меня послышалось какое-то движение.
— Я просто наблюдаю за работой дипломированного ветеринара, — негромко сказала Хелен.
— И удивительно радостной работой, — отозвался я, не шелохнувшись и продолжая глядеть в глубину дружелюбных зеленых глаз на расстоянии двух-трех дюймов от моих. — С твоего разрешения, я считаю, что это — одна из величайших моих побед.

Олег Семенович Слепынин – православный писатель, автор многочисленных публицистических материалов и культурологических исследований, член Союза писателей России с 1997 года, награжден медалью имени И.А. Ильина «За развитие русской мысли». Организатор двух литературных фестивалей "Летающая крыша" (проводится в г. Черкассы ежегодно с 1998 г.) и "Пушкинское кольцо" (проводится в старинных парках (г. Каменка, г. Умань, г. Корсунь-Шевченковский ежегодно с 2005 г.); редактор альманаха "Новые страницы" ("Пушкинское кольцо").
***
Лидия Федоровна по второму кругу вокруг дома шла, в кусты заглядывала, покискивала. А в груди – иглы горячие, нехорошее в душе предчувствие.
- Кис-кис…
Из окошка подвала вылез черный кот, глянул заинтересованно, заструился к ней по палисаднику – сквозь травы, меж кустов и стволов, не сводя с нее глаз; зелень их и в траве не терялась. С другой стороны, из-под пыльных листьев сирени на проезд вальяжно выбралась серенькая беременная кошечка Смирновой, мяукнула вопросительно. И тут же с козырька третьего подъезда, на котором прижилась березка, протяжным и громким «мяа-ау» поприветствовал ее бело-серый Васька-инвалид – с когда-то переломанным и сросшимся угловато, коленвалисто, хвостом.
- Да ну, нет ничего! – Лидия Федоровна без раздражения отмахнулась.
Пропала Муська, и все!
На скамейке у первого подъезда плотной кучкой четверо или пятеро детей азартно играли в таинственную игру.
- Цу-е-фа! – выкрикнула подвижная толстая девочка. В ее больших очках одно стекло было заклеено черным. Маленький худенький мальчик, верно, не допущенный в игру, подпрыгивал рядом с игроками, в небо глядя, подпрыгивал как заводной, неостановимо.
- Ребятки, не видели рыженькую кошечку… с белым галстучком?
- Не! – поморщилась девочка.
- С галстучком! – передразнил кто-то, от игры отвлекаясь.
Из открытого окна Черчилля доносился странный говор. «Розалина! Ты не хотела бы как-нибудь встретиться со мной и пойти в кино? – спрашивал мужчина. «Марио! – взволнованно отвечала женщина. – Ты не шутишь?.. Я об этом только и мечтал!...» Черчилль, - так его прозвали старые жильцы за внешнюю схожесть с английским премьером, - вчера Нину, жену свою похоронил. А сегодня, как и всегда в этот час, сериал смотрит. Наверно, не по себе ему… А Муськи нет!
Нужно было ее дома оставить! – в очередной раз мысленно проговорила Лидия Федоровна. И в очередной же раз, может, и в десятый, уточнила: а еще б лучше – в лес с собою надо было взять!
Она только что вернулась из леса, куда ездила с дочерью, зятем и Ириской за грибами. Съездила неудачно.
«Нет грибов, - нашла она плюс для дочки, - так и возни меньше. Зато воздухом подышали…» Дети высадили ее около подъезда и к себе укатили. Ириска в заднее окно махала большим, единственным найденным ею грибом…
Пройдя второй круг, Лидия Федоровна глянула на свои ведро и куртку, брошенные на скамейке: на месте. В сердце вина саднила: ведь потому что Муську во дворе оставила, что нечего стало котов опасаться, сделали ей недавно операцию… Три дня, бедная потом прийти в себя не могла, пряталась то под ванной, то под шкафом за банками. В последний раз, когда Муська родила, Лидия Федоровна вконец измучилась с ее котятами, Наташа с Петром полгода их никак пристроить не могли…
Слезы сами незаметно возникли и струились, струились потихоньку.
***
Войдя в родную пустоту квартиры, она отступила, не пригибаясь, ведро, и пластмасса дробно простучала по полу в тишине, звук был, как вчера на кладбище, когда первая горсть на крышку гроба Нины, жены Черчилля, упала. Лидия Федоровна поспешила телефонную трубку взять, номер кнопкой автоматической набрала и, всхлипывая, как недавно у нее повелось, по-старушечьи истерично выплеснула на дочь:
- И зачем я ее оставила! Лучше бы в лес…
Вскоре из-под балкона свистнул зять, свистнул озорно, точно так, как когда-то (недавно совсем, недавно, ах, как быстро все проходит, лукавы дни, все перемалывается в тихую саднящую боль), как совсем недавно Наташку на свидание вызывал.
- Что, не нашлась? – стоит под балконом – руки за спиной, лицо вверх.
- Может, Петя, в соседнем дворе посмотришь, хотя никогда она раньше…
Зять пошел вдоль дома и вдруг перепрыгнул через заборчик, что-то разглядел в кустах самшита, раздвинул их темную зелень, склонился. У Лидии Федоровны дыхание остановилось.
Нес он Муську на развернутом носовом платке, ее хвост свисал, подрагивал; становился под балконом.
- Наверно, машина сбила: кости переломаны. Держу как тряпочку…
- Неси ее, Петя, неси сюда, может, жива…
- Да какое!..
***
Мордочка Муськи разбита, один глаз выдавлен, кровь черным дегтем в глазнице запеклась, а светло-рыжая шерстка в окровавленных местах потемнела и стала как иголочки. Петр предложил похоронить:
- Пока светло, на пустыре, где скалы…
Лидия Федоровна замахала руками, то горя она опомниться не могла.
- Давай, Петя, завтра. Ты иди… Я с ней побуду.
- Завтра понедельник, мы на работе, а днем жара, запах пойдет…
Петр сходил к себе в гараж, принес лопату и картонную коробку из-под телефона. За ним следом прибежали и Наташа с Ириской. Ириска – с тем же огромным грибом; плакала; гриб свой зачем-то положила в ямку рядом с Мусиной коробкой; так и закопали.
Вот несчастье… Несчастье и есть несчастье, и людей многих колесами бьет, и насмерть, и до инвалидности…
Половину следующего дня Лидия Федоровна в постели пролежала, слушала сквозь дрему, как часы постукивают. Представлялось, - за окном по жести человечек бродит, мешок на себе тянет, шагает взад-вперед, секунды как орешки из мешка на жесть сыплются… Она думала о сиротской своей жизни, о маме, которая в тридцать четвертом совсем молодой от рака умерла (был Первомай, веселая толпа по улице валила, а юная Лида из больницы шла – сквозь смех, прорываясь, рыдая), об отце, которого в ноябре тридцать седьмого арестовали и убили. В дреме своей ей отчего-то стало казаться, что отца еще можно увидеть живым именно в этой квартире, в этом городе, где он никогда и не бывал, в этом времени, и она на миг обрадовалась… О двух своих женихах, погибших на войне, уже без печали вспомнила, и еще об одном парне, нерусском, который охранял платформу с сахаром и пустил ее с подругой и умирающей бабушкой в свою будочку, когда уже все начальство сбежало из Ворошиловграда, а какой-то мужчина бросил им сочувственно слова страшные: бегите, девчата, немцы завтра войдут. Промелькнул и пьяненько ухмыляющийся муж недолгий, поздний… Вдруг какая-то секунда из мешочка так упала и раскололась, что ей припомнился давний случай, из тех, что жизнь солнечными красками пропитывают. Все были живы, жив и кот по кличке Коташа. Она увидела его утонченно умную мордочку. Коташа, благородно пепельного окраса длинношерстный кот, ожил в ее памяти, привстал, потягиваясь на пестром коврике у бабушкиной кровати… В тот год крестьяне в деревнях скот резали, мясо на рынок возами везли. Ее отец купил несколько ободранных бараньих туш, повесил на крюки в холодном коридоре… Интересно, теперь думала Лидия Федоровна, крюки уже и раньше были или папа их для этих баранов сделал? Она удивилась, что раньше об этом никогда не думала. Нужно же было для этого еще шестьдесят лет прожить!.. Потом в доме их все спрашивали: «Где Коташка?» Тетки во дворе – в сушилке и дровяном сарае кискали, папа в соседний двор к татарам Ильясовым заглядывал. Оказалось, Коташка в баране сидел, ел его изнутри, в нем и спал. Не отзывался. Смеялись: вот так выглядит рай для кота! Кто-то шепнул: коммунизм! Мол, коммунизм, это когда все вокруг съедобный баран! Тетки в эти слова, видно, смысл особый вкладывали. Припомнились и еще более ранние разговоры взрослых: «Их Ленин… Умер их Ленин…» Тогда шептались, а другие через шестьдесят уже кричали. И отшептали и откричали. Как быстро все прошло!
***
Наташа позвонила: продукты купила, занесет. Лидия Федоровна на улице решила ее подождать, спустилась во двор, подошла к самшитовым кустам, где Муська умерла, веточку обломила.
- Здравствуйте… Лид-да… Ф-ффедор…
Заикаясь, Смирнова окликнула ее из дверей своего подъезда.
- Ох, здравствуйте!
- Вот же С-сашка… Г-г-ад!.. Ну, настоящий фашист.
Смирнова живет на первом подъезде, ходит с палочкой, переваливается с бока на бок; среди знакомых самую большую пенсию получает – участник боевых действий. Лидии Федоровне она симпатична – следит за собой, платья не застиранные носит, подкрашивается, молодец!
- Какой Сашка, почему?
- Ну-у, Сашка… да э-этот, - Смирнова брезгливо вскинула голову, - буг-гай! Ну, С-сашка! Из шестого под-дъезда…
- А-а-а, - сердце оборвалось. – Да. И что?
- Ну, д-да он! Это вед-дь он вашу Мусю палкой… Он уб-бил! Прямо при р-ребенке своем. При Ден-ниске. Палкой б-бил!
- Как бил?
- П-палкой.
- Как? За что?.. Палкой?
- Че-ерчилль видел, по-очтальон г-говорил.
- А мы думали – машина, - Лидия Федоровна на сердце руку положила, туда как будто кулаком ударили. – Мы и понять не могли, как Муся в кусты попала… Что же мне теперь делать? За что? За что же он ее!?
С Сашкой из 94-й у нее уже когда-то был конфликт. Он тогда только купил в их доме квартиру, музыку на полную мощь включал. И что в его голове творилось? Хотел, чтобы вместе с ним все жизни радовались? Соседи пообсуждали пару-тройку дней, но никто так и не решался к нему зайти, урезонить. Квартира Лидии Федоровны как бы по диагонали от него, в соседнем подъезде: у Сашки на четвертом, у нее на пятом. Но бубнеж проходил через бетон и кирпич, тревожил неприятно; давление поднялось. Она с духом собралась и пошла, одиннадцати дождавшись. Сашка – высокий парень, лицо сонное, нос задран, майка военная – пятнисто-зеленая…
«Чего? – «Нельзя ли музыку потише?..» - «Шо-о? – «Уже поздно. Нельзя ли музы…» - «Да пошла ты, дура, старая! Еще раз заявишься – на кладбище отправлю, там тихо…»
Вот и поговорили. Ушла, головой качая. Но в самой глубине души – нечто похоже на радостный огонек: сказала! Сказать-то сказала, но дальше-то что? Внутри вдруг все затряслось. Позвонила своим, Петр не спал, выслушал, крякнул как будто сердито, но ответил спокойно: «Разберемся, Лидия Федоровна, с этой быдлотой, вы валерьяночки…»
Она даже и не предполагала, что Петя такие слова знает – серьезный мужчина и профессия интеллигентная. Правда свистеть-то смолоду свистел… Потом, уже недели через две, в день своего рождения, он, как водки с друзьями выпил, рассказал о своей встрече с Сашкой. Иначе, вроде, и непонятно, с чего это и музыка пропала, и самого Сашки не слышно не видно стало. Рассказал, как убедил старость уважать… Он так и выразился: «старость уважать». У Петра, конечно, иной раз и безо всяких слов лицо страшным делается…
Вскоре Сашка куда-то уехал, говорят, на заработки; сдал квартиру в наем, исчез. Но вот вернулся недавно – с женой, малым ребенком и небольшой кудлатой собачкой, у которой и глаз не видно. Собачка как будто и безобидная, но по утрам, лишь Сашка ее выпустит, будит дом лаем; тявкает собачонка на все, что движется – на машины, кошек, ворон… Вот и сегодня утром, когда Лидия Федоровна вышла, чтоб за грибами ехать, Джек глуповато тявкал, мордой вниз, тычась в асфальт лапами вокруг муравья.
***
Дождавшись Наташу, пересказала новость: Сашка убил!
- Вот оно что! – дочь ударила ладонь в ладонь, точно, как и Петя ударяет. – То-то мы думали… Да ты, мамуля не плачь…Почему, думали, если ее машина, как же она за оградкой оказалась…
- Такая была доверчивая и ласковая! – вновь заплакала Лидия Федоровна. – Когда человек к ней подходит, на спинку ложится, чтобы ей животик почесали… Ну, за что ж он ее?!!
Наташа позвонила мужу. Телефончик ответил: «Абонент вне зоны…»
- Ничего, мам, до вечера подождем!
- Хорошо. Подождем… Нет! Давай я сама схожу! Просто хочу в глаза ему посмотреть и спросить: за что, за что ты мою Муську убил?! Спрошу! Пусть скажет!
- Пусть! – с бодрым вызовом произнесла Наташа. Не убьет же он нас!
Сашка стоял, глаза протирая, показалось, все в той же лягушачьей майке. За прошедшие годы массой налился.
- Что надо?! Чо спать не даем?.. – зевнул.
- Мою кошечку ты убил?
- Какую еще?.. А! Да она, тварь, моему Джеку чуть глаз не выдрала, нос в крови… Только я не знал, что ваша. – Говорил он медленно, в паузах между словами словно к чему-то прислушиваясь. - Мне сказали – рыжая, сын сказал, он видел, как она Джека когтями.. Я не знал, что ваша, думал, приблудная…
- Муська - когтями?.. Да она такая лас…
- Мама, подожди!.. – Наташа отстранила Лидию Федоровну. – Что, если приблудная, можно и палкой?!
- Всего раз ударил. Я же не знал, что ваша.
- Как же?! Как же раз!!? Кости переломаны, вся как тряпочка. И глаза нет.
- Ну ладно! Ошибся я и чо теперь? – он стесненно зевнул и передернул плечами.
Женщины примолкли. Лицо Сашки – молодое, без всякой мысли, волосы по дебильной моде под куб стрижены. Действительно, что теперь?
- Ну вот, мама, посмотреть хотела?.. Вот…
Откуда-то из глубины квартиры простучал к ним когтями Джек, остановился в отдалении, тявкнул, хвостиком завертел.
Женщины вдруг заговорили одновременно. Наташин голос оказался громче:
- И это ты при своем ребенке!
- Как же ты сейчас спал, зная?..
- ..Да тебя по новому закону посадить могут!
- …Как же ты спал, зная что?..
- За шо это посадить?! – Сашка вдруг как бы очнулся.
- При ребенке!! За это статья! Жестокое обращение с животными…
- Да идите вы!.. Пока с лестницы…
Дверь хлопнула. Рты остались открытыми.
***
Вечером, сидя в постели, успокаиваясь после «скорой» и уколов, Лидия Федоровна, держала перед собой на вытянутых руках Ирискин рисунок и говорила ей тихо: «Ну и смешно же ты нарисовала! Ну смешно!.. Это мама и папа? Это ты. А это – я? А это Муська?.. Красиво… А я как сказала – смешно? Нет – красиво…»
Олег Слепынин
Из книги «На печке по Святой Руси»
Авторский альманах «Пушкинское кольцо – 2010»