В вечерних сумерках, под треск цикад,
спит безмятежно яблоневый сад.
В него распахнуто твоё окно,
а в комнате уютно и темно.
Блаженство летом — лёгкий ветерок,
когда очередной прошёл денёк,
наполненный жарой и духотой.
И хочется истории простой.
А может и загадочной немножко…
её сейчас расскажут кот и кошка…
***
Давным-давно, в сказочной стране Лямуррии, столицей которой является славный город Киттири́ж (да-да,тот самый, со знаменитой на весь кошачий мир Муррфелевой башней), в маленькой промяуванской деревушке Синекотц, жили-были Мурри́ и Тимурри́. Душа в душу жили, песни мурчали, кошачий вальс играли, кошачье танго танцевали.
И работали сообща — варили знаменитый промяуванский сыр, по секретным бабушкиным-дедушкиным рецептам. Но зависть чёрная стелилась по славным улочкам Синекотца. Дело в том, что все жители деревушки были чистокровной синей муррбританской породы, а белая и пушистая Мурри́ — приезжей. Многим матронам перебежала она дорожку, заполучив знатного кавалера Тимурри́, оставив ни с чем их незамужних синешёрстных дочек.
И однажды, под покровом ночи, из одного домишки выскочила чья-то хвостатая фигура, побежав в строну Кацваальдского леса. Там, в избушке на пёсьих ножках жила страшная колдунья Кисса́н Муррга́. Приняла она узелок с подарком от неизвестной завистницы и принялась за дело своё тёмное. А наутро Тимурри́ как подменили — тоска его грызть стала, хворь навалилась непонятная, да соседская облезлая куцехвостая Масси́н в снах являться. Опечалилась Мурри́, не знает, что и делать с бедой такой. Разлюбил её, видать, суженый.
Вышла Мурри́ за калиточку, села на лавочку в раздумиях. Мимо шла, ковыляя на левую заднюю лапку, старушка Лисса́н.
— Что ты плачешь, Мурри́, что горюешь?
— Как же мне не горевать, котаушка, разлюбил меня мой Тимурри́…
— Не грусти, бела котица, это Кисса́н Муррга́ твоего суженного околдовала. Иди к ней, может смилостивится. Али дар ей, поболее соседкиного, приподнеси.
Поблагодарила котица котаушку Лисса́н, угостила её сыром, да призадумалась. Нечего ей было предложить Кисса́н Муррге. Вспомнила она про заветный сундучок, в котором лежали Котленбургский пуховый платок, фарфоровая статуэтка Жоан Муарк,и рецепт промяуванского сыра(но последним делиться было нельзя — как потом в глаза Тимурри́ смотреть?!). Завернула Мурри́ статуэтку в платок, глянула на спящего любимого, и отправилась в Кацваальдский лес.
Нашла котица избушку колдуньи.
Вышла к ней Кисса́ Муррга́, замяукала насмешливо:
— Знаю, зачем пришла ты, бела котица. Так уж и быть, оставь здесь и платок котленбургский, и статуэтку Жоан Муарк — как задаток. Перестанет Тимурри́ во снах видеть Масси́н, облезлую и куцехвостую. А чтоб я порчу сняла — добудь мне молоко молодильное из-под чёрной коровы ведьмы Ахыг-Ахыг, коттедж которой в Кальпах.
И отправилась Мурри́ в Кальпийские горы. Немало дорожек избегала, но нашла заветный коттедж. А рядом паслись тучные чёрные коровы. Грозные и рогатые.
Не подступиться к таким. Ахыг-Ахыг пасёт их. Увидела ведьма Мурри́, мявкнула грозно: — Зачем ты явилась сюда, бела котица?
Рассказала Мурри́ о беде своей. Пожалела Ахыг-Ахыг её, молвила:
— Коли сумеешь молоко добыть — бери.
Пошла котушка к коровушкам, а они врассыпную. Один раз, два, три, пыталась поймать их,но не получалось.
Запела тогда, замяукала Мурри́:
— Ой, вы, чёрные коровушки,
от меня не разбегайтеся,
молочка немного надо мне
для колдуньи Кисса́н Муррги.
Как отдам его ей — с милого
снимет порчу, заживём опять
мы с любимым сладко, счастливо
Заслушались коровушки, подошли к Мурри́. Надоила она в ведёрко белоснежного молодильного молочка. Отнесла ведёрко ведьме Ахыг-Ахыг. Та бидончик молоком наполнила. Поблагодарила Мурри́ ведьму, и отправилась в обратный путь. Помогали ей коты да кошки добрые, подвозили на тележечках. Вернулась Мурри́ к Кисса́н Муррге,иотдала молоко.
Улыбнулась старая колдунья, отхлебнула из бидона чуток, выгнула спинку.
Мяукнула:
— Хорошо, бела котица, сниму хворь с твоего Тимурри́. Но, чтоб тоска не грызла его, принесёшь мне листочек валериановый, растущий в саду у Грозного Барса.
— Да где же я сад тот найду, Кисса́н Муррга́?
— На острове Мяулия.
Загрустила Мурри́, пошла к Синему морю.
Увидела бела котица на берегу рыбаков и попросила доставить её на Мяулию. Не хотели рыбаки идти к Грозному Барсу, отговаривали котушку, а она им свою историю рассказала.
И вот, самый старый рыбак решился отвезти котицу на остров.
Долго ли ,коротко ли, бросало лодочку по волнам, да прибило к острову. Пообещал рыбак подождать котушку на берегу, а сам лодку втащил на песок и присел отдохнуть под пальмою.
А Мурри́ отправилась вглубь острова, и вскоре набрела на владения Грозного Барса. Огорожен высоким забором был дивныцй его сад. Ароматы оттуда неслись необыкновенные. Позвала котица хозяина, громко-громко, постучала в ворота. Но не слышал Барс этих писков и шебуршания.
Заплакала бела котица. Услышали её дикие кошки, живущие в джунглях, пришли и спросили о причине печали. Рассказала Мурри́ о своей беде. Замяукали хором дикие кошки, застучали вместе лапками по воротам. Вышел Грозный Барс, разогнал кошек.
Осталась одна Мурри́. Не испугалась грозного вида Барса, рассказала о своей беде. Усмехнулся в усы хозяин острова, впустил котицу, да сказал:
— Коли найдёшь среди разных кустов валерианы тот самый, можешь сорвать один единственный листочек. Но запомни, у тебя одна попытка.
Ходила котица по саду, нашла кусты валерианы, но не торопилась с выбором. Как вдруг увидела гусеницу —мерзкую и противную, грызущую листики. Миг — и гусеница превратилась в прекрасную бабочку.
Подивилась котушка такому преображению, да сорвала лист с того куста. Отпустил Мурри́ Барс, хоть и с сожалением. По нраву пришлась ему эта котица. А она, поблагодарив хозяина острова Мяулия, ушла.
На берегу Мурри́ встречал старый рыбак Базиль. Отбыли котица и кот обратно, в прибрежную деревушку Синекотц.
Заглянула Мурри́ домой, бросился к ней опечаленный ТимуррИ, стал выспрашивать о том, где была. Отпускать не хотел. Но выскользнула котушка к Кисса́н Муррге, отнесла лист валериановый.
А Кисса́н Муррга́, молодая уже, пожевала лист да красавицей стала. Замурчала:
— А что, Мурри́, может забрать себе твоего Тимурри́?
Кинулась на колдунью котица, чуть глаза не выцарапала.
Оттолкнула её колдунья, замяукала весело:
— Ступай домой, бела котица, к своему суженому.
А тут и суженый навстречу идёт, не утерпел.
— Куда ж ты бегаешь от меня, моя Мурри́? Вечно тебя дома нет! Али другого нашла?!.
Милые бранятся — только тешатся. И наши котики помирились. И живут они с тех пор душа в душу. Сыр промяуванский варят.
А Масси́н, соседская, куцехвостая и облезлая, да маманька её — как сквозь землю провалились.
Котец
© Юлия Малл
