Записки ветеринара: "Вторая жизнь Киры"

ДТП это всегда страшно. Особенно большие аварии.
Вчера, когда я ехала из спортзала домой, я видела страшную аварию. До сих пор трясет. Как мотоциклист на полной скорости врезался в машину на встречной полосе. Машина всмятку. Мотоцикл тоже. Сам парень "ласточкой" перелетел дорогу и поломанной куклой свалился на асфальт. Меня затрясло — меня всегда трясет, когда я вижу увечья на человеке, даже порезы на чужих пальцах обрабатываю в холодном поту. А иначе бы этот дневник назывался не "Записки ветеринара", а "Записки хирурга" или кого-то ещё, кто дает клятву Гиппократа. Вышла. Спросила, нужна ли помощь, стараясь не смотреть в сторону лежащего на асфальте тела. Малодушно не смогла заставить себя подойти, благо там суетились несколько человек и вдалеке выла сирена "Скорой помощи". Быстро приехали. Я ехала домой в ступоре, потому что это ужасно.
Сегодня была авария в метро. Я с утра не могла дозвониться до брата. Родители на отдыхе, слава Богу ничего не знали, а я звонила, звонила, звонила, тупо слушая "Абонент не отвечает или временно недоступен, попробуйте позвонить позднее". Меня колотило, я звонила его другу, у которого телефон тоже оказался отключён. В 7 вечера он перезвонил, потому что проспался и зарядил телефон! Грустно рассматриваю корни волос, ища седые, и выкидываю пустую бутылку из под валерьянки. Кошки на работе меня сегодня любили. Мы живем не в идеальном мире, к сожалению. В идеальном мире не было бы этих ужасов, не было бы болезней, аварий, нелепых смертей. А так хочется, чтобы слезы, которые проливают люди, были только слезами счастья.
Со всеми этими кошмарами мне вспомнился случай, когда я лечила кошку после ДТП. Семья ехала с дачи, муж, жена с кошкой на коленях, сзади — ребенок и собака, пожилой двортерьер. Не знаю, что там случилось, но они скатились по крутой горке и въехали в дерево. Все остались живы, но кошка пролетела по направлению к лобовому стеклу и впечаталась в него головой. Собака в момент аварии, преданная душа, наскочила на ребенка и прикрыла его своим телом, вжав в сидение.
И вот я сижу на корточках, на полу в приемной, и наблюдаю как кошка выписывает немыслимые круги и врезается в стены, не в силах ориентироваться в пространстве, а зрачки чернеют, заполняя все пространство, так что не видно радужки, и не реагируют на свет. Голова склонена набок. Из уголка рта течет слюна. Пес лежит на полу у двери и тихо, немелодично, поскуливает, наблюдая за метаниями подружки. А та побегает по кабинету пару минут и падает без сил, лежит неподвижно, затем с трудом встает, ее ведет в сторону и снова — слепое метание по холодному полу.
А хозяева просят её усыпить. Им тяжело наблюдать за ней, они принимают ее состояние за агонию, да и по их честному признанию, они сейчас финансово не потянут лечение кошки, жена без работы осталась, у неё фирма разорилась, муж получает не так много, а ветеринарная помощь, надо признать, штука недешёвая.
- Вот, — говорят, выкладывая мне на стол различной помятости купюры из всех карманов и кошельков, даже ребёнок робко протянул мне пару десятирублевых монеток, — это все, что есть...
Я посмотрела на кошку. Кошка Кира скосила глаза на переносицу.
Да чёрт бы с ними, с теми деньгами, перед начальством оправдаться не проблема, я ж не так часто злоупотребляю своими привилегиями делать скидки и поблажки. А кошку жалко, так нелепо получилось, да и хозяева за неё переживают больше, чем за машину (а ведь половина переживала бы за машину в первую очередь). Лечили кошку всем миром, как говорится. Два месяца анализы, рентген, капельницы, инъекции, постоянно меняющиеся назначения, кормление насильно через шприц. Кошка не сопротивлялась. Не сопротивлялась ничему: ни лечению, ни поджимающей хвост смерти. Ей становилось то хуже, то лучше, потом — снова хуже. Собирали остатки препаратов с клиентов, соседка-медсестра приволокла шприцы и системы, друзья хозяев приносили корма и лекарства. Пару раз она оставалась у нас на передержку на несколько дней и душераздирающе орала, слепо упирая морду в угол клетки. На руках успокаивалась на пару минут, а потом снова начинала грести лапами в пустоту.
Переломный момент наступил на моих глазах. Резко. Через 5 недель борьбы. Я с утра шла чистить зубы и заглянула в комнату передержки. И решила, что я сплю. Ущипнула себя за локоть. Не помогло. Покусала губу. Не помогло. Миска, которую мы наполняли на ночь паштетом, на всякий случай, "а вдруг". стояла пустая. Вокруг — чистая пелёнка. В лотке лужица. А Кира спит себе в уголке, как ни в чём не бывало, сопит в обе дырочки. Я влетела в комнату. У клетки замедлила шаг. Открыла дверцу. Кира подняла голову и снова смешно скосила глаза на переносицу. Я сидела у дверцы на полу, вытянув руку и тихо шептала: "Кис-кис, хорошая киссса, иди ко мне киссса". "Хорошая киса" томно потянулась, накренившись на левый бок, а затем встала и почти по прямой пошла ко мне. Попала в луч света, бьющий из окна. Зрачки медленно, нехотя сузились. Дошла, боднула руку головой и громко, утробно замурлыкала. Я улыбалась. Сзади послышался шорох — это ассистент подошёл тихо и стоял в дверях. Он тоже улыбался.
Ещё несколько недель мы приводили кошку в форму. Она начала хорошо есть сначала паштет, потом сухой корм. Двигалась сначала неохотно, потом — активнее. Пёс охотно помогал ей восстанавливаться, подталкивая под зад, когда она застывала посреди комнаты. Он всё это время спал с ней, старался проводить как можно больше времени рядом и приносил ей свою еду. Таскал через всю квартиру сухой корм по крупинкам и складывал у коробки, где она спала. К концу лечения она уже вовсю резвилась по квартире, крала огурцы со стола и жевала лимонное деревце на подоконнике. Лишь немного наклоненная голова и периодическое косоглазие напоминали о произошедшем.

© Ksan