— Лужи, холодрыга, на макушку что-то капает — лето называется, — ворчала Жека, царапая взглядом мокрый тротуар, по дороге на работу.
Вся ее жизнь была похожа на это хмурое утро. Какая-то она у Жеки получилась – ни плохая и ни хорошая. Никакая!
Сорок пять, а вот не чувствует себя Евгения Петровна Васильева ягодкой. Скорее, урюком сушеным, ну, или изюмом каким-нибудь...
Живет себе по инерции: на работу ходит, домой возвращается, еду готовит, кофе варит. Все по привычке. Тускло, блекло, безрадостно существует да небо коптит.
А начиналось-то все вроде неплохо. Муж был, только сплыл. Другую нашел, покрасивее Жеки да поинтереснее. А саму Жеку, уходя, еще и носом, как котенка нашкодившего, в ее недостатки ткнул:
— Серая мышь ты, Евгения Петровна. Белесая моль! С тобой только на похороны ходить хорошо! А знаешь, почему? Лицо у тебя всегда кислое. Да и одежка всегда подходящая для такого мероприятия – либо черная с серым, либо серая с черным.
Жека раньше за собой всего этого не замечала, а вот как благоверный пальцем указал, так и заметила.
Действительно, улыбается она, ой, как редко. Мало в жизни причин для улыбок. А смех без причины – признак дурачины. Все это знают. И одежду Жека предпочитает темную, немаркую.
Прав муж, во всем прав. Но все равно обидно...
— А чего же ты тогда на мне женился? Искал бы сразу женщину-праздник и мне бы нервную систему не портил, — возмутилась она.
— Так не знал я, что ты и внутри такая же траурная, как твоя одежка. Думал, серьезная. Решил, что для семьи серьезная женщина – самое то!
А ты не серьезная, ты просто скучная зануда. Увлечений у тебя нет. Желания базовые, эмоции рыбьи. В общем, ухожу. Прощай, дорогая!
Переживала Жека предательство мужа. Где-то в глубине души плакала, страдала, только вот наружу все это не выпускала. Привыкла она так. Да и мама, если хоть слезинку увидит, начнет:
— Чего рыдаешь в три ручья? Какая беда случилась? Мужик ушел? Туда ему и дорога! Экие вы сейчас все нежные! Трудностей настоящих не нюхали. Горя большого не знали!
Можно подумать, сама Жекина мама это горе ложками черпала. Жила себе вполне нормально. Но вот не терпела она, когда из человека эмоции прут. Эдакая железная мадам. И дочку по своему подобию воспитывала.
Но с мамой все же было лучше, чем совсем одной. Это Жека поняла, когда мамы не стало...
Инфаркт. Не выдержало мамино сердце: разорвалось от непрожитых эмоций и задавленных чувств. Так думала Жека.
Со смертью матери жизнь окончательно потеряла краски, а их и без того было негусто. Друзей у Жеки не водилось. Ну, кому интересно дружить с вечно хмурой, ворчливой теткой. Животных Жека сама не жаловала. Никогда их в доме не было, и сейчас не нужно.
Но тем прохладным мокрым утром случилось удивительное...
*****
Серая облезлая кошка заступила Евгении Петровне дорогу. Села аккурат между двух луж, на единственный асфальтовый островок, где можно было пройти, и попросила:
— Мау, мау!
— Брысь! — велела Жека, не знавшая кошачьего языка.
Кошка уходить не собиралась. Смотрела на Жеку, как на последнюю надежду, потом и вовсе подошла, обняла Жекину ногу облезлым хвостом и снова взмолилась:
— Мау!
«Эх, бедняга! — неожиданно пришла в Жекину голову мысль. — Такая же серая, брошенная и ненужная, как я сама. Помочь, что ли, для разнообразия? Ведь куда-то она меня зовет».
А кошка и правда звала, делала шажочек в сторону, оборачивалась, умоляла взглядом, а потом снова возвращалась к Жекиной ноге.
И добилась-таки своего. Евгения Петровна Васильева, удивляясь самой себе, последовала за серой бездомной кошкой...
Та привела ее к мокрым от дождя зарослям сирени, нырнула в сырой полумрак. Жека, чертыхаясь, натянула на голову капюшон куртки и заглянула в сиреневые джунгли.
Трое котят попискивали в сырой траве, а рядом копошился маленький щенок.
— Вот тебе раз! — удивилась Жека. — Это как у тебя такое получилось? С котятами все ясно, а собака-то откуда?
Кошка отвечать не стала. Деловито подошла к своему семейству, всех облизала, успокоила, а потом взяла собачью мелюзгу за шкирку и подтащила к Жекиным туфлям.
— Ты хочешь, чтобы я этого забрала? — догадалась Жека. — Ну ничего себе! Ты прямо супермамка: заботливая, ответственная, добрая.
Она подняла крошечного щенка на руки, задумалась:
«Ну хорошо, его заберу. А кошка с котятами? Как они-то будут? Жалко!»
Мысли были непривычные, словно не Жекины. Никогда она раньше не отличалась эмпатией. А тут гляди ж ты. Проняло! Да еще как проняло, аж до слез, до самой глубины души.
«Старею», — думала Жека, а сама тем временем собирала пищащий выводок за пазуху. Кошка не мешала, чувствовала – не навредит им Жека. Кошки про такое просто знают.
— Ну, пошли, мамаша! — позвала ее Жека. — Теперь у вас другой адрес будет.
Кошка муркнула и засеменила рядом с Жекой к подъезду…
*****
На работу она, конечно, безнадежно опоздала. И немудрено. Пока принесла шерстяных карапузов домой, пока место для новых жильцов обустроила. В общем, провозилась.
— Евгения, чего это ты сегодня? — директор магазина на Жеку даже не ругалась. — Ты же у нас никогда не опаздываешь.
«Ну, раз никогда не опаздываю, чего прицепилась?» — подумала Жека. Но вместо этого неожиданно для себя сказала:
— Вам котик не нужен, Любовь Ивановна? Или собачка?
Такого вопроса начальница от Жеки не ожидала. Она-то была уверена, что Евгения Петровна Васильева все живое либо ненавидит, либо испытывает к нему чувство полнейшего безразличия. А тут вдруг кошечка, собачка...
— Мне не надо. Уже есть. А вот девочкам нашим предложить могу, — слегка растерялась Любовь Ивановна.
— Спасибо, — сдержанно кивнула Жека. — Будет очень кстати. А то я в своей бухгалтерии и не вижу никого почти.
Поблагодарила и уткнулась в монитор, закопалась в делах насущных. Но ненадолго, так как вскоре в дверь постучали:
— Евгения Петровна, можно? — в дверь заглянула Зиночка, продавец сопутствующих товаров.
Жека настороженно кивнула: «Чего это она? Премию оспаривать явилась? Все-то им мало!»
— Я насчет кошечки... — Зина просочилась в кабинет. — Мне Любовь Ивановна сказала, что вы кошку отдаете.
— Котят, — поправила Жека. — Троих и одного щенка. Порода никакая. Подобраны под кустом сегодня утром.
Жека говорила привычно сухо, словно отчет читала. Но, несмотря на это, Зиночка выглядела удивленной:
— Вы подобрали котят? На улице? Бездомных? — переспросила она так, словно Жека единолично спасала Землю от апокалипсиса.
— Подобрала. Меня кошка позвала, — попыталась объяснить Жека, чувствуя себя при этом чудовищно глупо.
— Ой, как же это мило! — вздохнула Зиночка и порозовела. — Я-то думала вы... А вы!
Жеке стало совсем неловко.
— Ну так что? Котят смотреть будете? Я вам адрес тогда напишу, — спряталась она за официальным тоном.
— Буду! И котят буду смотреть, и собачку. Только, если не возражаете, я еще Леночку из молочки и Верочку из гастронома прихвачу? А то одной-то мне столько животных ни к чему. А они тоже интересовались, только вот зайти к вам побоялись. Меня отправили.
— Побоялись? — изумилась Жека.
Она предполагала, что коллеги ее недолюбливают, избегают, но вот что боятся! Это что-то новенькое. Она же вроде ни на кого голос не повышает. Ведет себя со всеми ровно-отстраненно. А гляди же ты. Напугать, оказывается, и без крика можно.
— Ну да! — кивнула Зиночка. — Говорят, не может наша Жека... Ой, простите, Евгения Петровна, котят пристраивать. Директор точно что-то напутала. Наша Жека, ой... Бухгалтер наш скорее живых змей в раздевалку запустит, чем кого-то пожалеет.
«Ничего себе мнение о моей персоне!» — ужаснулась Жека.
— А еще что говорят? — она строго посмотрела на Зиночку.
— Да ничего... — замялась та.
— Ну нет уж, Зинаида, колитесь до конца.
— Ну чего говорят... Говоря, что вы сухарь, простите, что живете одна, что ни детей, ни мужа, ни интересов окромя работы у вас нет. Поэтому вы такая мрачная и равнодушная! Вот, в общем-то, и все... — Зиночка боялась поднять на Жеку глаза.
— Понятно... Ну ладно, вы не тушуйтесь, Зинаида. Держите, — Жека протянула Зиночке желтенький стикер с написанным на нем адресом. — Жду вас часов в восемь.
Зиночка схватила листочек и выскользнула из кабинета, оставив Жеку в раздумьях:
«Сама виновата. Выстроила вокруг себя стену, на людей смотрю, как на микробов. Вот и сплетничают. Да и правы они во многом: превратила свою жизнь в день сурка. Работа-дом, дом-работа. Ни увлечений, ни привязанностей...
Один дурак сто лет назад обидел, а я на всей жизни крест поставила. Конечно, еще мама руку приложила... Так ведь уже и мамы сколько лет нет. Сама уже не девочка, а все жить никак не начну! Разве ж у меня жизнь? Функция! Нет, пора с этим завязывать».
*****
Девочки котят разобрали. Всех троих: двух котов и одну кошечку. А вот их серую мамку Жека у себя оставила, как и черного щенка.
Как он появился в кошачьей семье, долго оставалось загадкой. Но однажды, много месяцев спустя, и эта тайна раскрылась.
Жека тогда гуляла с Угольком, Мурка смотрела на них из окна, ждала. И вот у своего подъезда разговорилась она с соседкой Егоровной. Такое теперь частенько случалось:
— Красавца своего прогуливаешь, Женечка? — помахала рукой Егоровна. — Хороший какой песель вырос. Красивый, упитанный, блестящий. Хвост задорный, колечком.
Уголек сел, навострил треугольнички ушей, словно понимал, что о нем говорит Егоровна. А та продолжила:
— Вот хороший ты все же человек. Хоть и долго это скрывала. Песика приютила, кошечку пожалела. А ведь есть и другие! Нелюди! Например, сосед мой, Славка. Такое тебе сейчас про этого изверга расскажу, заплачешь.
У Егоровны сегодня было желание поговорить, и Жека присела на лавочку рядом с ней.
— Встретила я однажды этого Славку с черным мусорным пакетом на лестнице. Поздоровалась. Тот буркнул что-то в ответ – вежливость не его конек. Я бы так и прошла мимо…
Вдруг слышу, а в мешке у него что-то пищит. «Чего это там у тебя?» — спрашиваю. А он на меня зыркнул недобро и молча по лестнице вниз!
Я сначала смалодушничала, убедить себя пыталась, что послышалось мне. А потом не выдержала, рванула к мусорным бакам.
Никого не нашла. Только пакет пустой, порванный на вершине мусорной кучи трепещет. Да кошка тощая в зубах что-то тяжелое, черное прочь потащила. Я без очков и не разглядела.
Но я тебе говорю точно: живое там что-то было! Щенок или котенок. Потому что позже я слышала, как Славкин сынишка рыдал: «Зачем ты его выкинул, папка? Он же живой, хороший!»
А Славка на него рычал: «Нечего заразу всякую в дом таскать!» Ясно же, кто у него в мешке был. Эх, не успела я, трусиха старая! Не помогла животинке. Простить себе этого не могу.
Но вот что я думаю. Раз не нашла я никого в мусорке, может, спасся бедолага? Как ты-то думаешь, Женечка?
— Думаю, спасся, — улыбнулась Жека и погладила Уголька по голове.
Все встало на места. Мурка-мамка, не иначе, вытащила бедолагу из мусорки.
— Пойдем мы, Маргарита Егоровна, — попрощалась Жека. — Кошка нас заждалась уже. Вон, по подоконнику туда-сюда бродит.
— Идите, дорогие. Доброго вам денечка, — пожелала Егоровна.
*****
Дома Жека обняла Мурку:
— Спасительница ты моя! Героиня полосатая. Ты же не только Уголька спасла. Ты и мне жизнь вернула. Пойдем-ка, я тебя печеночной котлеткой угощу. Это самое маленькое, что тебе за твои подвиги полагается!
Позже Жека сидела за столом, наблюдала, как трапезничают ее питомцы, и думала:
«А жизнь-то краски обрела. И люди вокруг оказались симпатичными. Да и просыпаться каждый день интересно стало...
А ведь всего-то и было нужно – завести себе хвостатого друга. Чего я этого раньше не сделала? Наверное, специально Уголька с Муркой ждала».
В общем, жизнь продолжается...